Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Из-за холма к самолету вынеслась маленькая голубая «Тойота». Упруго затормозила, упершись всеми четырьмя колесами. Из нее с двух сторон разом выпрыгнули худые длинноногие красавцы негроидного вида в военной форме. Росалия в коротеньком кружевном платье, с бантом в волосах, похожая на гимназистку, кинулась к Сесару, утонув и почти исчезнув в его глубоких осторожных объятиях. Следом за ней из «Тойоты» вышла полная круглолицая негритянка с очень густыми, дыбом стоящими волосами.
– Заместитель командира бригады по политической части Джонсон, – отрекомендовался военный, пожимая Белосельцеву руку. – Простите, что задержались.
– Как я рада, Виктор! – Росалия, не покидая объятий мужа, тянула Белосельцеву руку. Сесар отпускал ее, медленно открывая руки, словно позволяя ей улететь. Стал стройней, моложе, оглядывая ее плечи, грудь, ноги. Блестел потемневшими, увлажненными глазами, словно пропитался ее женственностью, нежностью, страстью.
– Виктор, а это наша Бетти, о которой я вам рассказывала. – Росалия обняла темнокожую приветливую толстушку. – Она готова с утра до вечера танцевать с вами румбу.
– И я готов, если Бетти меня научит. – Белосельцев пожимал ее гибкую смуглую, с желтоватой ладонью руку.
– Научу, – сказала Бетти. – Раньше мне было больно танцевать, и я бы не взялась учить. А теперь не больно, и я научу. Вот здесь мне было больно. – Она потянула вниз вырез платья, открывая черно-золотистую грудь, на которой виднелся рубец.
– Бетти была ранена, когда на нас напали и взяли в плен, – сказала Росалия. – В Бетти попало две пули.
– Бетти, милая, – сказал Сесар. – Второе ранение ты покажешь Виктору после захода солнца. После дискотеки, после танцев, попозже.
– Второе тоже не болит. – Бетти легонько шлепнула себя по бедру, где, видимо, скрывался второй рубец. Белозубо засмеялась, высовывая розовый веселый язык.
– Я полагаю, вы сейчас разместитесь, а потом мы нанесем визит в штаб. Уточним содержание программы. Командир бригады субкоманданте Санчес был ранен и лечился. Через несколько дней он вернется в часть. А сейчас его замещает субкоманданте Гонсалес.
Белосельцев, садясь в машину, вспомнил болезненного, опирающегося на палку субкоманданте Санчеса и Валентину, открывающую перед ним белую дверцу медицинского «Форда». И опять мучительное недоумение и тревога налетели на него, но он их прогнал, пугаясь их, как помехе в его начинаниях. Глядел, как мчится за окном влажная, кирпичного цвета обочина.
После пустынного неба, безлюдного зрелища сельвы Пуэрто-Кабесас показался сгустком громкой, накаленной жизни. Воздух медного цвета, в растительных и водяных испарениях. Дома на сваях, с открытыми галереями, где в тени смотрят латунные индейские лица стариков и старух. Под сваями голорукие женщины стирают белье, развешивают сырые полотнища. Мужчины долбят и стругают дерево, мнут жесть, гортанно кричат, включают на всю мощь дешевые транзисторы. В яростных ритмах ударников валит по улицам краснолицая черноволосая толпа. Мелькают на обшарпанных зданиях цветные вывески. У полицейского участка солдаты выложили автоматы на мешки с песком и что-то жуют. Им подмигивает, качая бедрами, негритянка, неся на голове корзину с бананами. Высится деревянной колокольней дощатая коробка церкви. Мчатся грязные сухоногие собаки. И весь город похож на жаровню, румяную, шипящую, окутанную паром и дымом.
Они высадили женщин у больницы с красным крестом. Те вбежали на крыльцо и помахали им. Миновали шумный, бестолково-многолюдный центр. Въехали в тихую длинную улочку, которая кончалась синей пустотой океана.
– Здесь вы будете жить, в Каса-Бланк, – сказал Джонсон, останавливая «Тойоту» у зеленой изгороди перед деревянным светлым домом под красной черепицей.
– Правительственный дом, – пояснил тихо Сесар, проходя мимо караульного и подымаясь за Джонсоном по выскобленным ступеням. – Здесь раньше жил гринго, лесопромышленник. Теперь правительственная резиденция, для высоких гостей. Для тебя, Виктор.
Джонсон показывал комнаты. Прохладные, с кондиционером, спальни. Чистая столовая. Холодильник, полный бутылок пива. Балкон с выходом в сад, где цвели кусты и, едва заметный, таился охранник с автоматом.
– Отдыхайте. Я доложу субкоманданте и скоро за вами вернусь. – Джонсон, доброжелательный и корректный, отдал им честь и уехал.
Сесар откупорил пивную бутылку, уселся в кресло, вытянув до середины комнаты ноги в бутсах. Включил приемник – все ту же клокочущую, в перестуках музыку. Пил из горлышка пиво, блаженно закрыв глаза, предвкушая скорое свидание с Росалией. Белосельцев оставил его наедине с мечтаниями, вышел в сад и дальше, сквозь калитку, на улицу.
Перепрыгнул мелкий, начинавший зарастать окоп. Зацепился и выпутался из завитка колючей проволоки. Приблизился к откосу. И под кручей, под сочным красным обрывом возник океан. Беззвучно, сочно ударил огромной солнечной плоскостью, без прибоя, без волн. Неподвижный до горизонта слиток. Белосельцев восхитился и мысленно взвесил его. Приподнял и опять уложил на место. Внизу по песку топтались босоногие люди, метались псы. Два полуголых, масляно блестевших индейца уперлись ногами в берег. Держали бечеву, отпуская длинную черную лодку, резавшую воду. С лодки двое других сбрасывали пушистую сеть. Она тонула, вычерчивала поплавками дугу. Белосельцев следил за ладьей, лаская глазами ее пластичное тело, выгнутую грудь, стеклянно-черный смоченный борт. Рыбаки, описав на лодке дугу, поставили сеть, вывели другой конец бечевы на сушу и, схватившись, стали медленно, одолевая сонную тяжесть воды, подтягивать медлительную снасть, жилистые, мускулистые, голые. Женщины, ребятишки, собаки – все воззрились на плавный серп поплавков, приближавшийся к берегу. Вид индейской лодки с непривычными очертаниями и пропорциями, созвучными этой воде, кромке берега, красным, напряженным в работе телам, зрелище бескрайнего солнечного океана, посылавшего отовсюду прямой жаркий свет, сладковатые запахи морской травы, словно ошпаренной кипятком, – все эти неповторимые признаки иной земли и природы обступили его, породили ощущение уникальной жизни, сулившей утонченные наслаждения, возможность узнавать, созерцать.
В небе на разных высотах кружили большие темные птицы. Без единого взмаха, растопырив сквозные перья, делали в высоте плавные надрезы. Они же, близкие, сидели на поваленной изгороди с крючкообразными седыми клювами, словно выпачканными в сухой известке, в неопрятных, облегавших ноги перьях, похожих на ободранные штанины. От птиц, грязных и угрюмых, вцепившихся когтями в колья, накрывавших голубоватыми веками маленькие злобные глазки, веяло жестокой силой. Один гриф сидел на земле, сузив плечи, и драл клювом дохлую крысу. Выхватывал из нее красные тягучие жилы. Другие птицы молча за ним наблюдали. Испытав отвращение и страх, Белосельцев прошел сквозь испускаемое птицами зловоние. Вернулся в дом.
Субкоманданте Гонсалес принимал Белосельцева в штабе в присутствии Сесара и Джонсона, «политика», как называл его Сесар. Субкоманданте был рыжеватый, почти белесый, с маленькими зелеными глазками, с залысинами на выпуклом лбу, медлительный и усталый. Подобно тем, на аэродроме, солдатам, пропущенным через сельву, казался осыпанным красноватой, изъедающей кожу пудрой. Умолкал, когда по улице проезжал тяжелый грузовик с войсками, мелькали под брезентом каски и долго висела пыль.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
