спали в гостевой комнате. Кровать, которую оставила Из, все еще стояла там. Эту ночь Брукс провел в переноске с Тоби и Адди. Для мебели Бруклина там было тесновато.
Маневрируя среди мебели, он надел свитер, толстые носки, которые Из прихватила для него для рождественского утра, поскольку Адди держала термостат на низких температурах.
Иззи взяла его за руку, и он пошел с ней к бельевому шкафу в коридоре, где она прихватила одеяло.
Он взял у нее одеяло, и, держась за руки, они двинулись вниз по лестнице, через прихожую, кухню, заднюю веранду, но когда вышли на улицу, он потянул ее за руку, останавливая.
Вокруг было темно.
И только два одеяла лежали рядом на снегу поверх брезента, и их окружали горящие свечи.
Тоби стоял посередине одного из одеял, одетый так же, как Джонни, тоже перекинув одеяло через руку, и чесал затылок.
— Мы делали так, — прошептала Иззи. — С мамой. Прежде чем всё стало слишком плохо. Мы делали так постоянно.
Он понял, о чем речь.
Они смотрели на звезды.
И пытались обрести покой.
Он повел свою женщину к одеялам.
На полпути за ними хлопнула дверь.
Джонни обернулся и увидел идущую к ним Адди, одетую в одну из толстовок Тоби поверх ночной рубашки и в зеленых резиновых сапогах.
Примерно так же, как была одета Иззи, за исключением того, что ее толстовка принадлежала Джонни, а резиновых сапог у нее не было.
Адди несла в руке две бутылки.
Одна из них с бурбоном.
Другая — с текилой.
— Мы подписались на такое дерьмо, заарканив двух девочек Форрестер, — пробормотал Тоби подошедшим Джонни и Иззи.
Бывали вещи и похуже.
Вроде эгоистичной матери, возникшей из ниоткуда, чтобы выносить им мозг.
И их настоящей матери, умирающей от рака.
Джонни улыбнулся брату.
Улыбка вышла фальшивой.
Тоби ухмыльнулся в ответ.
И тоже фальшиво.
После этого Джонни не стал мешкать.
Заняв свободное одеяло рядом с Тоби, он потянул Из вниз, устроив ее возле себя, накинул на них одеяло, подоткнул его как можно плотнее и упал на спину.
Из прижалась к его телу, положив голову ему на грудь, и повернула голову так, чтобы удобнее было смотреть на небо.
Джонни повернул голову в сторону и увидел неподалеку Тоби, а с другой стороны — Адди, лежавшую в той же позе, что и ее сестра.
Тоби почувствовал взгляд брата и ответил на него.
Его улыбка была легкой.
Но на этот раз настоящей.
— Кто хочет выпить? — спросила Адди.
— Я, — отозвалась Иззи.
Тоби передал текилу Джонни, тот передал ее Из, которая приподнялась достаточное, чтобы сделать глоток.
Затем они вернули бутылку Адди, чтобы она тоже выпила.
Мужчины отпили немного бурбона и поставили бутылки на холодный снег.
Прижав к себе Из, Джонни посмотрел на звезды.
И тут он понял.
Суть заключалась не в напоминании о том, какой маленькой частью Вселенной вы были, пылинкой, даже не пылью, клеткой ничто, которая существует, а затем исчезает.
Суть заключалась в напоминании о великолепии Вселенной и о том, что вы являетесь ее неотъемлемой частью, и вам не следует терять ни минуты, вы должны найти время, чтобы насладиться ее красотой, пока проводите время среди ее величия.
— Всем счастливого Рождества, — сказала Элиза.
— Счастливого Рождества, Из, Джонни, — сказала Аделина.
Джонни ответил не всем.
Он притянул свою девушку к себе и пробормотал:
— Счастливого Рождества, детка.
Он услышал, как его брат тихо сказал:
— Счастливого Рождества, дорогая.
Джонни глубоко вздохнул, чувствуя, как Из поднимается вместе с его грудью, а затем опускается, когда на выдохе.
Судя по словам Дэйва, прогноз был далеко не хорошим.
Джонни потерял бабушку, дедушку и отца, но сегодня понял, что легче воспринимать это дерьмо не становится.
Он чувствовал себя разбитым внутри.
Уязвимым.
И он знал, что у Тоби, который был любимцем Марго, возможно, даже больше ее родных сыновей, дела обстояли еще хуже.
Но с ними все будет в порядке.
Потому что в тот момент послание было ясным.
У них были девочки Форрестер.
Лунный свет и моторное масло вместе могли пройти через что угодно.
Поэтому Джонни лежал под звездами, окутанный теплом одеяла и его будущей жены, и думал, что, по крайней мере, в данный момент Рождество было счастливым.
Глава 11
Посвящение было завершено
Тоби
— Уф! Какого..?
Проснувшись от глубокого сна, Тоби не увидел ничего, кроме лица Бруклина.
— Додо! — крикнул мальчик, а затем боднул Тоби головой, пытаясь то ли обнять его, то ли поцеловать, то ли пожевать его бороду.
Кроме паренька, Тоби увидел Адди и ее шевелюру.
— Проснись и пой, Тэлон, — приказала она. — Рождество!
Ее лицо пропало, но он приподнялся, схватил Адди и ее сына одной рукой, другую прижал к матрасу, перекатил ее на спину и навалился сверху.
Затем поцеловал.
Влажно и жестко.
— Додо. Мама. Бубу. Дада. Брай. Джаджа, — бормотал Бруклин, вырываясь из рук Тоби и забираясь ему на спину.
Он рухнул сверху и ударился подбородком о затылок Тоби.
— Гла! — крикнул он, а затем засмеялся.
Тоби прервал поцелуй и потянулся за спину, чтобы стащить Брукса.
Он переместил его на грудь Адди, и она обняла Тоби, опустив ладонь на подгузник Брукса.
Брукс подтянулся вверх по Адди и сильно дернул Тоби за бороду.
Тоби не обратил на это внимания, глядя в глаза Адди.
— Счастливого Рождества, Леденец.
Ее глаза лучились теплом.
— Сиссо! — закричал Брукс, приподнялся и попытался поправить растительность на лице Тоби, натянув ее ему на затылок.
Он обхватил ребенка обеими руками, упал на спину, а Бруклин подпрыгнул у него на груди, к счастью, отпустив бороду.
И хихикнул.
— Счастливого Рождества, Бруклин, — сказал Тоби.
— Сиссо! — повторил Бруклин, посмотрел налево, потянулся туда и крикнул: — Дада!
— Иди сюда, мальчик, — позвала Адди.
И с этими словами Дэппер Дэн оказался на кровати, взволнованно сопя и облизывая все, до чего мог добраться.
— Дада! Дада! — визжал Брукс, затем начал хихикать и перекатываться в попытке добраться до Дэппера Дэна, и одновременно пытаясь избежать его слюнявого языка.
Тоби почувствовал движение Адди, поэтому запрокинул голову и увидел, что она приподнялась и села на кровати, спиной к подушкам у изголовья, и улыбнулась, наблюдая за происходящим.
Ее взгляд переместился на Тоби.
Она потянулась к нему и отвела волосы с его глаз.
— Ты мог бы быть такой же нищий, как и я, но я была бы счастлива только от того, что ты каждый раз устраивал бы мне такое утро до конца нашей жизни, — тихо
