отправили погулять по саду, добавив, что если замерзнут ноги, то есть валенки, а их действительно несколько пар стояло около стены.
Я вышла, полюбовалась наряженной, сверкавшей игрушками и лампочками гирлянд елью и пошла на голоса – оказалось, что это дети и Надя с Кузьмичом лепили снежную бабу, причем она активно участвовала, а он руководил процессом из коляски. Я решила вспомнить детство и принялась им помогать.
Тут раздался звук автомобильного мотора и появился «Хаммер», который развернулся и подъехал к столовой багажником. Дети тут же забыли про снеговика и бросились к машине с непонятным мне криком «Ба-а-ах!».
Открыв багажник, Эдик с Иваном принялись перетаскивать в столовую какие-то коробки и кастрюли. Соскользнувшая на снег Галя была в невесомом, но способном согреть в любой мороз лыжном костюме, кокетливой вязаной шапочке с забавным помпоном, а на ногах у нее было что-то войлочное с непонятным орнаментом. Она открыла заднюю дверь, и из машины лениво сползло что-то огромное, бело-рыжее и мохнатое – это был сенбернар.
«Ну да! Там сенбернар Бетховен, здесь – Бах!» – подумала я и поняла, о какой собаке говорила Валентина.
Засидевшийся в машине пес – а ехать им пришлось намного дольше, чем нам с Иваном, – отряхнулся, увидел бегущих к нему детей и бросился нарезать круги по территории, а они с криками бежали за ним. Бах подбежал «поздороваться» с Кузьмичом и опрокинул его коляску в снег, кинувшуюся ему на помощь Надю воздушным потоком снесло в сторону, бросился познакомиться со снеговиком, и тот не вынес радости встречи, развалившись на составляющие, а пес рванул дальше.
– Галя! Уйми своего бандита! – кричала Надя, выбираясь из сугроба.
– Чего кричишь? Ты же не на ежа села, а в снег, – парировала та.
«Да уж! – думала я, спеша на помощь Кузьмичу. – Можно вытащить девушку из деревни, но деревню из девушки вытащить невозможно».
Ругающаяся, но исключительно приличными словами Надя выбралась из сугроба, и мы в четыре руки вернули Кузьмичу вертикальное положение, а он только счастливо смеялся. Взрослые и серьезные алабаи тоже не смогли удержаться и присоединились к этой игре. Дети разлетались, как кегли, но тут же поднимались и со смехом бросались в погоню. Галя, несмотря на возраст, присоединилась к ним и вопила не тише их. Собаки играли, пытаясь повалить друг друга в снег, отбегали друг от друга, бегали друг за другом… Я уже начала присматривать себе дерево, на которое смогу забраться, чтобы меня не затянул этот водоворот. Наконец, собаки устали и все вместе побежали к столовой, откуда вкусно пахло шашлыком. Дети потянулись за ними, пошли и мы.
Стол был уже накрыт и ломился – чего там только не было! Самвел сидел с одного торца стола, Иван – с другого, а мы разместились по обе стороны. Но никто ни до чего не дотронулся, пока Самвел не сказал:
– Кушайте, гости дорогие.
Аппетит мы все себе нагуляли зверский, так что набросились на закуски. Я мигом забыла, что мне можно, а что нельзя, и лопала все подряд.
Когда первый голод был утолен и мы уже не метали, а аккуратно ели, как воспитанные люди, Самвел поднялся со своего места и достал из шкафа обычную бутылку без этикетки. С ней в руке он пошел вдоль стола, наливая в бокал взрослым совсем по чуть-чуть, буквально на пару глотков. Он даже не разлил все вино, а закупорил бутылку и вернул ее на место. А Иван в это время наливал в бокальчики детей виноградный сок. Но вот они вернулись на место, Иван сел, а Самвел остался стоять, поднял свой бокал, посмотрел на свет алое вино и торжественно начал:
– Это вино ставил мой папа. К сожалению, его осталось мало, поэтому мы пьем его только в особо торжественных случаях, таких как сейчас. Сегодня мы провожаем старый год, который принес нам много горя и разочарований. Мы столкнулись с предательством близких людей, тех, кому верили, а это намного больнее и страшнее, чем козни явных недругов. Но в этом году у нас было и много хорошего. Мы разоблачили и победили давних врагов и приобрели новых верных друзей. Наша семья стала больше, а значит, сильнее. Это то, о чем всегда мечтали папа и мама Люба – о большой, дружной семье. К сожалению, они сегодня не сидят с нами за этим столом, но этот дом, который построил папа, который с любовью и заботой о нас обустраивала мама Люба, хранит память о них. Они на небе, они оттуда смотрят на нас, радуются нашим успехам и огорчаются от наших неудач. Давайте же жить так, чтобы они, глядя на нас, только радовались.
Первым с места поднялся Иван, а следом за ним все остальные, даже дети, которые, пока говорил Сергей, не произнесли ни звука, а внимательно его слушали – вот это воспитание!
Мы все выпили. Вино было изумительным: легким и очень приятным. И было обидно, что его так мало.
В ожидании шашлыка дети стали потихоньку допытываться у Гали, какой будет торт, она только загадочно улыбалась, пока Эдик, не выдержав, не сказал:
– Это будут пирожные. Много разных. На все вкусы.
Дети радостно зашушукались, а она с притворным недовольством сказала:
– Ну вот! Сюрприз испортил! А за это будешь играть и петь.
– Да что же за судьба у меня такая, – горестно вздохнул он. – Все отдыхают, а я работаю.
Он встал, взял лежавшую на стульях у стены гитару, причем из очень недешевых, сел на место, тронул ее струны, запел, и по комнате поплыла знакомая многим поколениям песня Сальваторе Адамо – хит на все времена:
Tombe la neige. Tu ne viendras pas ce soir Tombe la neige. Et mon coeur s’habille de noir.
А снег действительно падал. Я смотрела через окно на ель, на то, как в свете ее гирлянд медленно танцуют снежинки, и думала о маленьком, худощавом человеке, которого судьба беспощадно терзала с самого детства, но он все-таки сумел переломить ее и стать счастливым. И сделал
