Вы будете убеждать себя, и друг друга, и друзей, и прихожан своей церкви, и своего Бога, что мы всего лишь неблагодарные дети, которые вычеркнули вас из жизни своих семей без всякой причины, что вы встревожены, сбиты с толку и так сильно обижены из-за того, что с вами так поступили, и что это наверняка как-то связано с деньгами. Или вы решите списать мое огорчение на «эмоциональное состояние после родов». Это просто нелепо.
Я приложила к каждому личные письма, перечисляя случаи из далекого и близкого прошлого в отчаянной попытке установить связь на том уровне, который позволил бы хоть немного примириться, что казалось возможным столько раз до этого. Затем мое письмо продолжалось:
Теперь, спустя все эти годы, вина лежит на вас обоих в равной степени. Вы оба могли изменить поведение, и не раз, но вы решили этого не делать… Меня всегда поражало, хотя и не удивляло, что потеря Криса не смогла вернуть вас к реальности и привести к пониманию, что наше детство все же на самом деле было очень жестоким, негативно драматичным, лживым и стрессовым, и эти факты вы часто игнорируете. Мы всегда понимали и ценили то хорошее, что вы как родители дали нам, но каким-то образом в вашем сознании это перечеркивало справедливость наших чувств по поводу плохих моментов. Любые наши попытки честно обсудить это с вами, пусть в тот момент времени и казалось, что перелом возможен, всегда предсказуемо сопровождались язвительными комментариями о том, что мы избалованные, тяжелые в воспитании дети, или у нас просто искажены воспоминания, и вы, конечно, такого не помните.
Восемь детей запомнили все именно так.
Ваш отказ признать это и продолжение того же драматичного отрицательного витка оттолкнули от вас ваших детей и внуков. Никто и не ожидает, что прошлое можно будет переписать. Мы просто не хотим, чтобы оно повторялось снова, снова и снова, и мы не хотим, чтобы оно негативно влияло на наших детей…
Мне очень грустно, что я не могу спокойно позвонить вам и сказать, что лечение Кристианы так хорошо продвигается, попросить вас приехать поскорее, чтобы вы увидели, как она переворачивается, услышали, как она говорит, или посмотрели, как мило она сидит в своем стульчике, ест хлопья и даже пьет из чашки. Вы должны присутствовать на футбольных матчах Хизер, и у вас не должно возникать необходимости идти в школу, чтобы вручить ей подарок.
На этом я закончу. Крис однажды рассказал мне о письме на пяти страницах, которое он написал вам обоим в последней отчаянной попытке заставить вас понять его чувства. Его надежды на то, что все эти усилия будут оправданы – что он изольет душу, что он вернет на передний план свои мысли, которые он надежно прятал на задворках сознания, – были потеряны, когда единственный ответ, который он получил от вас, была саркастическая открытка с горнолыжного курорта… Вот тогда вы потеряли его навсегда. Я надеюсь, что вы больше не повторите этот выбор.
Пожалуйста, ПОСЛУШАЙТЕ И УСЛЫШЬТЕ!!! С любовью и надеждой, Карин.
Вскоре после этого я получила ответ:
Карин.
В течение некоторого времени ты необычайно мало с нами общаешься. На самом деле эта тенденция к изоляции значительно усилилась как минимум за два года до наших нынешних разногласий. Твое запоздалое обращение к нам лишь усугубляет и без того плачевную ситуацию.
Дальше они использовали различные формы коммуникации: иногда в мирном и любящем тоне, выражая огорчение по поводу нашей эмоциональной отдаленности и протестуя против того, что я отвергла их попытки наладить отношения; иногда с сарказмом и гнусными угрозами, уверяя меня, что из-за своих «презренных» действий я лишаю Кристиану будущего, уничтожая ее возможность унаследовать их деньги.
В конце они всегда выражали одно и то же чувство – что, несмотря на то, как я с ними обращаюсь, они продолжат молиться за меня, чтобы я нашла путь к Божьей милости в надежде, что Он помилует мою душу, и что они будут ждать с любящими сердцами и распростертыми объятиями, когда я осознаю неправильность своего пути.
Я обратилась к своей вере и к своему сердцу. Я думала о Крисе и о той ответственности, которую я ощущала за то, что осталась в живых. Но это обязательство – этот инстинкт – сместился с роли дочери на роль матери и сестры.
Я думала о важности правды.
Я думала о смысле того, чтобы делиться счастьем.
Вот так война подошла к своему концу.
Эпилог
Пусть ваша жизнь станет противовесом, который остановит машину. Все, что я должен делать, – это как минимум не поддаваться тому злу, которое я осуждаю.
Генри Дэвид Торо,
Гражданское неповиновение
Когда война закончилась, пришло время извлечь уроки из этой истории.
Когда Кристиана смогла начать обучение по полной программе дневной школы, я согласилась присоединиться к Бюро спикеров Random House. Книга Джона к тому моменту была напечатана более чем на тридцати языках, и ее уже более пятнадцати лет читали в школах по всей стране. Приходя к старшеклассникам и студентам колледжей, я видела, насколько сильно они стремятся лучше понять Криса. Они хотели знать, что подтолкнуло его к принятым решениям. Учителя и преподаватели хотели, чтобы их студенты установили личную связь с жизнью и смертью Криса, чтобы его победы и ошибки были не просто словами в книге. Я сразу поняла, что этому препятствует нечто весьма простое: студенты не знали всей истории.
Я помогла увековечить недомолвки о жизни Криса. Я чувствовала свою вину в том, что не оказалась сильнее и не позволила Джону рассказать всю правду с самого начала. Но в более спокойные моменты я вспоминала, что во время знакомства с Джоном мне был всего двадцать один год и я все еще надеялась, что мои отношения с родителями пойдут по другому пути. Крис объяснил мне, что нужно учиться не только на их ошибках, но и на собственных. Важно, что сейчас я рассказываю всю правду.
Работая со студентами и получая сообщения о Крисе от людей со всего мира, я поняла, что его наследие могло бы принести гораздо больше пользы людям, если бы в его основе лежало самое важное для Криса: ИСТИНА – слово, которое он аккуратно написал большими печатными буквами в одной из своих любимых книг. Теперь я честно говорю о своей роли в том, что бо́льшая часть этой правды оказалась скрыта.
