Один из них приблизился ко мне, размахивая в воздухе молотком. Я уклонился от удара, насквозь проколол его мечом и налетел на второго этруска, прежде чем он успел осознать, что из жертвы я превратился в нападающего. С чувством глубокого удовлетворения я пронзил ему горло острием гладия, в точности так, как много лет назад учил меня опытный наставник в школе гладиаторов Статилия. Оставалось лишь пожалеть, что у меня нет молотка и я не могу нанести ему удар промеж глаз.
Остальные стали приближаться. Я понял: пришло время спасаться бегством. Свое обещание я выполнил. Еще два этруска были мертвы, а Рим отомщен. Охваченный этой отрадной мыслью, я, расталкивая прохожих, бросился по улице, ведущей вниз с холма. Шаги преследователей грохотали у меня за спиной. Толпа становилась все плотнее, и поняв, что пробраться сквозь нее невозможно, я повернулся, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. В это мгновение чья-то мощная рука схватила меня и толкнула в сторону, в узкий проулок, где начинался лестничный пролет, ведущий к низенькой двери.
— Охранять тебя куда труднее, чем командовать легионом! — раздался голос Милона.
Люди, сидевшие за столами, на мгновение подняли головы, а потом вновь занялись едой и вином. Я вложил меч в ножны.
— Мне надо идти в храм, — заявил я.
— Забудь об этом, — возразил Милон. — По крайней мере, на время. Надо выждать, пока снаружи все успокоится. Думаю, никто не заметил, где мы скрылись.
— Пожалуй, ты прав, — согласился я. — Мне действительно стоит немного обождать.
Таверна, в которой мы находились, относилась к числу самых заурядных. Согласно закону подобные заведения должны были закрываться после захода солнца, но за соблюдением этого закона никто не следил, кроме того, сегодня был праздник. Мы с Милоном уселись за столик и с жадностью набросились на жареную утку с яблоками и белый хлеб, запивая еду местным крепким вином. С набитым ртом я рассказал Милону о недавней встрече с Цезарем.
— Странный он человек, этот Цезарь, — пробурчал Милон, выслушав меня. — Похож на одну из тех темных лошадок, которые незнамо как приходят к финишу первыми, оставив ни с чем тех, кто поставил на прославленных скакунов.
— Согласен с тобой, — кивнул я, отправляя в рот пригоршню фиг. — До недавнего времени я считал его ни на что не способным позером. И все прочие римляне разделяли мое мнение. Но оказалось, что именно он держит в руках поводья.
— Какие поводья? — настороженно спросил Милон.
Я напомнил ему о письме Нерона.
— Клодий уверен, что вертит своими сообщниками по собственному усмотрению. Помпей, вне всякого сомнения, считает, что главным членом этого триумвирата является именно он, и в точности так же думает про себя Красс. Но на самом деле именно Цезарь управляет колесницей заговора.
Мы оба любили скачки и теперь с удовольствием использовали связанные с ними образы, рассуждая о политических методах Цезаря.
Милон откинулся на спинку стула. Судя по вспухшим на лбу складкам, мозг его напряженно работал, сопоставляя факты, делая выводы и прикидывая возможные последствия того или иного поворота событий.
— Возможно, племянница Цезаря права, — сказал наконец Милон. — Он затеял все это, дабы в его отсутствие двое остальных не передрались между собой.
— Вне всякого сомнения, одна из его целей состоит в том, чтобы временно нейтрализовать Помпея и Красса, — подхватил я. — Но когда Цезарь вернется, все трое перегрызут друг другу глотки. Три столь амбициозных деятеля не могут быть верными соратниками. Хотя они прекрасно дополняют друг друга: полководец, денежный мешок и… не знаю, какое слово лучше подходит Цезарю.
— Политикан, — усмехнулся Милон.
Никогда прежде я не слыхал такого слова. Полагаю, мой друг придумал его сам.
— Политикан и политик — это не одно и то же, — продолжал он. — У политикана нет никаких способностей, кроме одной-единственной — манипулировать теми, кто его окружает. Ты верно заметил, заключая между собой союз, каждый из троих что-то вносил, кроме Цезаря. У него ничего нет, кроме непомерных долгов и сомнительной репутации. Но для таких пройдох это не беда. Он способен забраться на самый верх, используя государственную систему как лестницу.
— Полагаю, Цезарь недооценивает сенат, — заметил я.
— А может, напротив, ты переоцениваешь сенат? — уточнил Милон.
Откровенный сарказм, прозвучавший в его голосе, несколько поколебал мою уверенность в могуществе и мудрости сената.
— Когда я предъявлю это сенаторам, им придется предпринять какие-то действия, — сказал я, извлекая из складок туники трубочку с письмом Нерона. — Согласен, в последнее время сенат разлагается на глазах. Но я уверен, он не допустит, чтобы бесчестные авантюристы захватили власть в Риме. После столь сокрушительного разоблачения Помпею, Цезарю и Крассу придется забыть о своих амбициях.
— Будем надеяться, — откликнулся Милон.
Некоторое время мы оба хранили молчание.
— Кстати, о сенате, — первым нарушил тишину Милон. — Если ты настолько безрассуден, что действительно намерен туда отправиться и обличить триумфатора, тебе лучше сделать это в самом начале пиршества. После того как благородные сенаторы отдадут должное превосходным винам, они вряд ли смогут хоть что-то понять.
— Ты прав, — согласился я. — Надо спешить.
Мы поднялись и вышли из таверны. К моему удивлению, на улицах по-прежнему яблоку негде было упасть. С трудом пробираясь сквозь толпу, мы пересекли Форум и стали подниматься на Капитолийский холм. Впереди полыхал яркий свет множества факелов. До нас доносился неясный гул, по всей видимости, производимый множеством человеческих глоток.
— Не понимаю, что происходит, — пожал я плечами. — Шествие должно было давным-давно кончиться.
Сердце у меня тревожно сжалось, когда я понял, что в расписании торжеств произошли какие-то изменения.
— Давай у кого-нибудь спросим, — предложил Милон, которому никогда не изменял здравый смысл. Схватив за руку первого попавшегося прохожего, он попросил объяснить нам, что случилось.
— Помпей сейчас спустится с холма, — сообщил прохожий. — По городу ходят слухи, что он задумал нечто невероятное.
— Пир оказался совсем коротким, — растерянно пробормотал я. — Они должны были возлежать за столами до полуночи.
— Но тогда горожане улеглись бы спать и не смогли еще раз полюбоваться на своего кумира, — ухмыльнулся Милон.
— Бежим скорее! — в отчаянии воскликнул я. — Если я не успею попасть в храм прежде, чем сенаторы разойдутся, все пропало! Следующее собрание сената состоится лишь через несколько дней.
— Да, при таком повороте событий ты вряд ли сумеешь остаться в живых за эти несколько дней, — подхватил Милон. — Ладно, не будем терять времени.
С этими словами он принялся проталкиваться через толпу, которая испуганно расступалась под его мощным напором. Я поспешил вслед, глядя на его широкую спину.
