нас шанс случайно встретиться, без предварительной договорённости?
— Я понимаю это! — вспыхнула Анжелика, — но всё же!
— Если предположить, теоретически… Я подчёркиваю, теоретически, что мы вдруг встретимся и ты её узнаешь…
— А почему я её не должна узнать⁈ — возмутилась Анжелика.
— Сама подумай, сколько уже времени прошло? — терпеливо спросила я, — ты за это время выросла, она постарела. А ведь вполне могла прическу изменить, волосы перекрасить… да мало ли что!
— Ну, всё равно! — не унималась Анжелика, — вот предположим, мы столкнулись с нею и узнали друг друга. И что мы будем делать?
— А ты сама-то как думаешь? — спросила я.
Анжелика неуверенно пожала плечами и покраснела.
— Наверное, обниметесь, расплачетесь, — предположила я, — когда первая радость встречи и ошеломление пройдут, начнёте друг другу рассказывать о жизни, расспрашивать обо всём. Она тебя спросит про учёбу, про Ричарда, про Белку…
— Ещё чего! — зло хмыкнула Анжелика, — она нашей учёбой никогда и не интересовалась. А Белка ей вообще не нужна. Она отказалась от неё и даже не знает, где она!
— Ну тогда ты ей сама про Белку всё расскажешь…
— Я выдеру ей все волосы! — зло фыркнула Анжелика и стукнула по столу кулаком.
— Нельзя так, — вздохнула я, — она — твоя мама. Она тебя выносила и родила. Дала тебе жизнь. А как там дальше получилось — так и получилось. В любом случае ты не на улице. У тебя есть семья, твои родные брат и сестра рядом. Ты учишься в училище. Есть крыша над головой и еда. Что ещё надо?
— Это всё благодаря тебе… — отрывисто бросила Анжелика и резко отвернулась, уставившись на стенку.
— Не важно, — отмахнулась я, — у тебя всё есть. Поэтому не гневи Бога, Анжелика. А мать осуждать нельзя. Даже если она не права. Потому что это — мать.
Анжелика нахмурилась. По её лицу было видно, что со мной она абсолютно не согласна. Поэтому я добавила:
— Во всяком случае, сначала вам нужно будет сесть и спокойно всё обсудить. Выслушать друг друга. Понять. И только потом делать выводы и решать — осуждать человека или нет.
— Знаешь, тётя Люба, — пристально глядя куда-то вдаль, тихо молвила Анжелика, — я ведь сколько помню себя, всё время мечтала, чтобы стать богатой-богатой и знаменитой. Певицей, на пример. Или спортсменкой. Чтобы про меня все газеты писали и по телевизору показывали. А потом приехать в Америку, на собственном самолёте, в модном костюме. И чтобы мама увидела меня и поняла, что вот я, какая! И чтобы она сильно пожалела, что бросила меня!
Выпалив это, Анжелика вскочила и убежала в ванную. Через миг там послышался шум льющейся воды, которая, однако, не маскировала сдавленные рыдания.
Я покачала головой. Сейчас переубеждать её бессмысленно. Уж слишком много обид накопилось. Поэтому лучшее, что я могу — переключить её внимание на что-то другое.
Вот только на что?
Додумать мысль мне опять не дала Анжелика. Она вбежала на кухню и выпалила:
— А вообще, тётя Люба, я тебя никогда не брошу! Так что не думай! Я не такая, как мама!
Я аж опешила.
— Анжелика, — осторожно, стараясь окончательно не смутить девочку, сказала я, — ты пойми, твоя мама живёт в Америке. Там условия сейчас намного лучше, чем у нас. И поверь, ещё лет десять точно там будет жить лучше. Поэтому тебе бы поговорить с мамой, помириться и остаться там жить. Потихоньку ты перетянешь туда брата и сестру. Поможешь им устроиться…
— Я сказала — нет! — рыкнула Анжелика категорическим голосом, — ни я, ни Ричард, ни Белка — мы тебя не бросим!
С этими словами она вышла из кухни, а я покачала головой. Позиционная война по переубеждению предстояла нешуточной и затяжной.
Ну, да ладно, я и не такие бои выигрывала. Уж с малолетней девчонкой я справлюсь!
Я сидела в «нашей» комнате для занятий английским языком и ждала Пивоварова. Чтобы не терять время, я набрасывала квартальный отчёт по работе. Сдавать ещё не скоро, но, если мы улетим в Америку, нужно успеть закончить. Поэтому я начала пораньше.
— Любовь Васильевна? — в комнату заглянула Белоконь и лучезарно разулыбалась, — я к вам. Нужно поговорить.
— Если только ненадолго, — сдержанно кивнула я и, сдержав печальный вздох, отложила отчёт. — Я жду Петра Кузьмича, он вот-вот должен прийти. Нужно же начинать оформлять документы для виз.
— Любочка Васильевна, не беспокойтесь, я не займу много времени, — проворковала она, плюхнувшись на стул напротив.
Я поморщилась — терпеть не могу такую вот фамильярность. Но делать замечание не стала.
— О чём вы хотели поговорить? — поторопила её я.
Вместо ответа, та полезла в свою безразмерную сумку, немного порылась там и вытащила оттуда плоскую цветастую коробочку:
— Это вам, — ласково улыбаясь, он положила её передо мной на столе, с таким видом, словно это величайшей ценности бриллиант.
— Что это? — удивилась я, рассматривая коробочку.
— Тени, набор! — с довольным видом произнесла Белоконь. — Польские, между прочим, здесь аж тридцать цветов, и все с перламутром!
— Но у меня нет лишних денег, — озадаченно покачала головой я (вот уж чего не ожидала, так это такого).
— Да вы что! Это же подарок! — с жаром воскликнула Белоконь, — под ваши глаза выбирала. И у вас же дома ещё студентка есть. Всяко пригодится! Тем более польские, с перламутром!
И тут я, наконец, сообразила:
— Взятка? — прищурилась я.
— Ну какая же взятка⁈ — слегка занервничала Белоконь.
Она на секунду спешилась, но это не была бы Белоконь, если бы она не умела выкрутиться из любой ситуации:
— Понимаете, Любовь Васильевна,
