Инга все не могла успокоиться, прямо висла на бедном Отто и награждала его бесчисленными комплиментами за самоотверженность. А меня любопытство донимало, кто подкинул Буяну палку сервелата, на которой я растянулась, когда в потемках рыскала во дворе у долгоносиков. Предчувствия меня не обманули, Отто не стал отпираться и честно признался, что в тот памятный вечер побывал на чердаке "Броненосца "Потемкина", где и разыскал заветную фотографию Ингиного прапра... - одним словом, пращура.
* * *
Ну то, что мы с Ингой троюродные сестры по отцовской линии, я еще как-то переварила. Можно сказать, я этому даже не очень сильно удивилась. В конце концов наше родство хоть как-то объясняло то бесрассудство, с которым я бросилась в бездонный омут Ингиных страстей-мордастей. А вот общий пращур с двойной фамилией Тизенгаузен-Кетлинг у меня в голове совершенно не укладывался. Да если бы дело было только в фамилии, а то ведь еще и в титуле. Барон Тизенгаузен-Кетлинг! Разбудите меня, уколите цыганской иголкой, полейте холодной водой из чайника! Да посмотрите на мою русопятую физиономию, в конце концов, и сразу станет ясно, что бароны в моем роду по всем законам генетики исключаются. Неудивительно, что я еще долго глупо хихикала и замечала к месту и не к месту:
- А может, он все-таки не Тизенгаузен, а Мюнхгаузен?
А Отто мне популярно объяснял, что барон Мюнхгаузен - не менее реальное лицо, чем наш один на троих титулованный прадедушка. И потомки у него тоже имеются. Правда, о наследственных делах ничего не известно. Может, просто делить нечего, поскольку знаменитый предок сильно промотался при жизни?
Кстати, о наследстве. Я долго не могла осмыслить сам факт его существования. Мне, уроженке забытого богом Виллабаджо, за всю жизнь и рубля в лотерею не выигравшей, что-то причиталось! Просто так, за самые обычные серые глазки. И каждый раз, как на меня накатывала очередная волна сомнений, неутомимый Отто предпринимал пространные экскурсы в историю семьи Тизенгаузен-Кетлинг. С его помощью я уже, можно сказать, все генеалогическое дерево облазила от корня до верхушки, но продолжала подозревать, что тут не обошлось без какой-нибудь путаницы.
- Все много раз проверено, ошибки быть не может, - терпеливо вдалбливал мне в голову Отто. - Дело в том, что наше родство - по линии Кетлингов, выходцев из Швеции. Долгое время считалось, что из Кетлингов никого не осталось. Да так оно и было, в Европе не осталось, а о тех, что в России, никто ничего не знал. Полагали, что все они погибли во время революции. А они уцелели, потому что сменили фамилии. Даже дети не знали, кто их родители на самом деле, что уж говорить о внуках и правнуках!
Я кивала головой, как кукла с батарейкой в животе: мол, мне понятно, а на самом деле все, как и прежде, плавало в тумане. На кой черт, к примеру, Отто нас с Ингой разыскивал? Не проще ли ему, с его американскими нравами, было прикарманить все наследство, а не делиться с какими-то сомнительными родственницами по отцовской линии, к тому же затерянными на бескрайних и диких просторах России? Однако и этому, представьте себе, нашлось объяснение. Оказывается, долгожительница тетя Люба, царство ей небесное, составила завещание необычайно изощренным образом.
Предсмертная воля хитрой старушенции, как я поняла из заумных объяснений Отто, состояла в следующем. Отто получал пятьдесят процентов несметных сокровищ Тизенгаузенов-Кетлингов только при условии, что вторая половина наследства будет по-братски разделена между российскими потомками старинного баронского рода. В противном же случае ему причитался сущий мизер: пара отелей на Канарах, поместье в Ирландии, персональный "Боинг" и еще что-то по мелочи. Остальное, включая и нашу с Ингой долю, жертвовалось на благотворительность.
Так что у бескорыстной на первый взгляд самоотверженности кузена Отто была очень даже корыстная подоплека. На том же, собственно, зиждились и все его родственные чувства, включающие поразительную сентиментальность и невообразимые переживания за нашу с Ингой судьбу. Страшно подумать, что с ним творилось, когда он узнал о нависшей над нами опасности! Наверное, это ужасно - видеть, как громадное состояние медленно и торжественно уплывает у тебя из-под носа в самый последний момент. Я говорю "наверное", потому что мне подобные сильные чувства, к великому сожалению, неведомы. Даже теперь, после того, как я с помощью Отто вступила в права наследования.
Что касается Инги, то ее финт с нежданным богатством, свалившимся на голову, нисколечко не удивил: дескать, одним наследством больше, одним меньше. Впрочем, резкие, как виражи истребителя, повороты судьбы - это в ее стиле, чего не скажешь обо мне. Для меня вот так вот, в одночасье, без всякой подготовки сменить Виллабаджо на Виллариба - серьезное испытание, я даже боялась, что мой ослабленный испытаниями организм не выдержит перегрузок.
Начнем с того, что я понятия не имела, куда девать такую прорву денег. У меня-то, в отличие от Инги, потребностей с гулькин нос. Ну, купила Петьке фирменные ролики, ну, квартиру трехкомнатную приобрела (а старую, из-за которой мы долго судились, щедро отписала бывшему мужу Генке), ну, кое-что из тряпок, как же без этого, а потом враз выдохлась, фантазия иссякла.
Не знаю, что бы я делала без Инги, которая легко и беззаботно упорхнула с Сережей в Париж. Через неделю, скупив на корню содержимое половины парижских бутиков, она вдруг заскучала и позвонила мне.
- Приезжай, - медовым голосом улещала она меня с Эйфелевой башни, снимем апартаменты на Лазурном берегу... Приезжай, а, Танюха, а то с этими французами от тоски завоешь.
- С тобой свяжись, сразу приключения на голову посыпятся, - вяло отбивалась я, с тихим ужасом осознавая, что без приключений я уже вроде и не я.
Дальше можно и не рассказывать. Все случилось как-то само собой. Проснулась я утром, огляделась по сторонам и все разом решила.
Инга встречала нас с Петькой в парижском аэропорту с цветами. Я растрогалась до слез и долго висела у нее на плече, уткнувшись мокрым носом в воротник ее шикарного пальто. Разумеется, первую неделю на гостеприимной французской земле я, как и полагается интеллигентке в первом поколении (если не брать в расчет предков-баронов), посвятила культурной программе. Таскалась по достопримечательностям, прихватив с собой Ингу, которая спеклась буквально на второй день в Лувре. Пока я, позорно поддавшись массовому психозу (эх, до чего же слаба природа человеческая!), тупо пялилась на Мону Лизу, Инга, дожидаясь меня, сидела в подземном ресторане и потягивала коктейли с крюшонами. Счастливая и не отягощенная комплексами, она не любила музеи, зато любила магазины, особенно теперь, когда они по первому требованию и без малейших колебаний отвечали ей взаимностью.
В результате, еще немного поупиравшись для порядка, я присоединилась к Инге. Неделю или около того мы на пару опустошали парижские бутики, после чего на паях воплотили в жизнь Ингину мечту о Лазурном побережье. При этом не стали скупиться и, проявив истинно русскую широту, на паях купили виллу с бассейном, садом и прочими причиндалами буржуазной жизни. Потом как-то незаметно обзавелись шофером, кухаркой и горничной, а также завели себе привычку шляться в казино и потихоньку просаживать дармовые баронские денежки.
