– Они и меня не выпустят, – прибавила Регина. – Наверное, я тут останусь навсегда. Не знаю, что произошло с вами, но, думаю, и вам не выбраться. Никому не удается. Вам еще повезло, тут был один арестованный по ошибке, так ему все зубы молотком выбили.
На следующей неделе Регина Ольсен и безумный капитан внезапно исчезли. Генералу хотелось надеяться, что они невредимы, но он боялся, как бы для них не нашли циничного решения. Как-то утром он надел форму и вышел прогуляться в сад, обнесенный высокой стеной; в одном месте над стеной нависала ветка дерева, на которое вполне можно забраться.
Приземлившись, генерал ушиб лодыжку и захромал к обочине. Он остановил битком набитый автобус и показал служебное удостоверение водителю, который так изумился и перепугался, что не взял с Фуэрте платы за проезд и даже сделал крюк через военный аэродром. Пригрозив трем офицерам трибуналом, если и дальше будут оспаривать приказ выделить легкий самолет с пилотом и доставить в Вальедупар, генерал очень скоро отправился в путь.
Фуэрте даже не поздоровался, войдя в кабинет бригадного генерала, и не ответил, когда тот отдал честь.
– Никаких вопросов! – сказал он. – Я выполняю сверхсекретную миссию, на разговоры нет времени. Какими лучшими подразделениями мы сейчас располагаем? Ну же, отвечайте!
Изумленный бригадный генерал отвечал:
– У нас до сих пор стоит рота пограничной стражи, господин генерал.
– Прекрасно, – решительно произнес Фуэрте. – Они должны быть готовы к бою, паек на три дня, организовать транспорт плюс два пустых грузовика, на все – час. Еще три санитара. Проследите лично. Задание срочное.
– Слушаюсь, – ответил бригадный генерал. – Позвольте сказать, господин генерал, я рад, что вы вернулись. Просто гора с плеч. Я опасался за вашу жизнь.
– Я тоже, – сказал Фуэрте. – Благодарю вас.
Он направился в свой кабинет, но передумал и вернулся к бригадному генералу. Тот говорил по телефону с интендантом. Фуэрте сделал знак, что подождет. Когда все приказания были отданы, Фуэрте сказал:
– Ни при каких обстоятельствах никому ни слова, что я был здесь и отбыл с подразделением. Даже генералу РаМиресу. Официально я по-прежнему числюсь пропавшим и действую по приказу высшего руководства. Вам ясно?
– Выше генерала Рамиреса? – переспросил бригадный генерал. – Разве такое существует?
– Вы проявляете свою неосведомленность. Есть гораздо более высокое руководство Прошу вас, пусть кто-нибудь принесет запасные ключи от моей квартиры. В шестнадцать ноль-ноль подразделение должно быть в грузовиках на плацу. Для инструктажа остановимся в пути.
В генеральской квартире ничего не изменилось, только стало пыльно и затхло. Генерал услышал шорох, дверь чуть приоткрылась, образовалась щелочка. Рука генерала потянулась к кобуре, но потом он шагнул на крыльцо и нагнулся. Фуэрте гладил кошку по спинке, а кошка выгибалась дугой и заплеталась вокруг его ног.
– Я скучал по тебе, киса, – сказал генерал. – Как же ты узнала, где мой дом? И как ты сама жила?
Кошка умоляюще замяукала, и Фуэрте, открыв баночку с солониной, выложил еду на блюдечко. Он переоделся в полевую форму и оставшиеся сорок минут на скорую руку проделывал во входной двери кошачий лаз. Бригадному генералу Фуэрте оставил записку в корзине входящих бумаг: «Проследите, чтобы мою кошку кормили ежедневно в восемнадцать ноль-ноль».
35. Президент обнаруживает, что сокращение армии очень возбуждает
Асадо заключал первую сделку по продаже сирот, появившихся в результате его деятельности, бездетным супружеским парам в Европе и США, а главнокомандующие трех родов войск серьезно дискутировали в Клубе старших офицеров.
– Говорю вам, сейчас самое время! – вскричал адмирал Флета. – После Свинского острова народ нас обожает!
– Он и Президента обожает, – возразил генерал Ра-мирес. – Идея была его, ему все почести и достались, плюс подавляющее большинство голосов на выборах.
– Он бы его и так получил, – заметил маршал авиации Санчис. – Всем известно, что это подтасовка.
– Президент и не мухлюя победил бы, – ответил Рамирес. – Это же очевидно.
– Все равно. Столица – банкрот, службам социального обеспечения каюк, инфляция четыреста с лишним процентов, зарплата заморожена, – сказал Флета. – Народ сильно недоволен. Думаю, он нас поддержит.
– Народ винит во всем Буэнаноче и Бадахоса, а не Президента. Его-то позиция неуязвима, – парировал Рамирес.
– Кого интересует мнение народа? – спросил Флета. – Народ пристрастен, неразумен и ленив. Мы что, без него не справимся?
– Наверное, справимся, – ответил Санчис. – Но нам нужно заручиться поддержкой среднего класса – он жаждет дисциплины и порядка и ненавидит политиков. На рабочих можно плюнуть – профсоюзы уже раздавлены, а левые раскололись примерно на сорок воюющих группировок. Все это ерунда. Вы знаете, что сейчас у нас пять компартий, и каждая клянется в своей подлинности?
– Уже шесть, – сказал Флета.
– Как это? – спросил Рамирес.
– Один партиец оказался гомосексуалистом. Его изгнали, а он увел с собой часть ячейки. Теперь бывшая партия называет их «женокоммунистами», а сами они всех обзывают «мужекоммунистами». Такая дурь.
– Вот уж действительно, – согласился Санчис. – Я еще слышал, троцкисты, марксисты и анархисты грызутся в открытую. Левых можно не опасаться: сами встанут в кружок и друг друга приговорят к расстрелу.
– Зачем же мы тогда их уничтожали? – искренне удивился Флета.
– Потому что они – дьяволово отродье и все равно сеют смуту, – объяснил Рамирес.
– Мы отклонились от темы, – вмешался Санчис. – Так будем захватывать власть или нет?
– В целом я – за, – ответил Флета.
– Ладно, – сказал Рамирес. – С учетом обстоятельств я соглашусь, но лишь во благо страны. Сама по себе власть меня не интересует.
Флета насмешливо приподнял бровь:
– Хотите сказать, что не намерены занять пост президента?
– Да нет, я совсем не это имел в виду! – всполошился Рамирес. – В конце концов, сухопутные войска – крупнейшая и старейшая часть армии. Вполне естественно, чтобы я стал президентом.
– Позвольте вам напомнить, что до Произвола в последних пятнадцати путчах президентом всегда становился главнокомандующий сухопутных сил, – ледяным тоном сообщил Флета. – Полагаю, только справедливо хоть раз дать возможность встать у руля военно-морскому флоту.
– И я вынужден напомнить вам обоим, – перебил маршал авиации Санчис, – что сухопутные войска среди населения весьма непопулярны, а военно-морской флот крайне малочислен. Благодаря романтическому образу военно-воздушные силы снискали наибольшую народную любовь. Должен напомнить и о том, что вам обоим по шестьдесят три года, и через два года придется уйти в отставку. А мне всего пятьдесят семь.
