потом по фактическим результатам.
Должно быть, разногласия зашли так далеко, что один генерал решил воспрепятствовать замыслу другого. Случай редкий, но вполне реальный. При этом важно не оставить следов, чтобы факты потом не были озвучены за длинным столом, чтобы не стали чужим козырем. Вот почему Потапчук решил использовать против абхазцев «криминальный элемент» под началом внештатного сотрудника.
Если бы кураторы поставки знали о связи Глеба с Федором Филипповичем, они бы не ограничились советом не путаться под ногами. Сейчас, задним числом, они не поверят, что «Апсны» просто затонул в шторм. Наверняка, сделают вывод о причастности агента по кличке Слепой и его связи с Потапчуком. Но доказать эту связь вряд ли смогут – встречи Глеба с Федором Филипповичем всегда происходили с глазу на глаз.
Итак, «пятерка» должна была разобраться с экипажем. Рядом находилась команда для возможной подстраховки. Но главной ее целью было вытащить Сиверова. Потапчук ценил своего агента и знал, что Глебу придется несладко, когда он не сможет предъявить обещанный большой куш.
А поиски предателя? Собрать людей, которых не жалко, можно было гораздо проще. Или Потапчук с самого начала вознамерился решить проблему «паршивой овцы» просто и эффективно – пустив под нож всю отару? Грабители, убийцы – мир не станет хуже, если избавится от них. Пусть хоть один раз послужат хорошему делу, может, зачтется на небесах.
Концы будто сошлись с концами. Замысел Федора Филипповича выглядел предельно суровым и жестким, но Глеб уже привык к тому, что узнает все post factum. И все-таки сам для себя он хотел разобраться, кто из его подопечных виноват в предательстве. Кто играл роль так уверенно, что не дал ни одного повода себя заподозрить?
Он, Глеб Сиверов, конечно, не следователь и не психолог. Как выяснилось, генерал и не предполагал его использовать в этом качестве, не собирался ничего особого выяснять насчет пятерки бывших и настоящих уголовников. Но ведь он, агент по прозвищу Слепой, честно старался.
Год за годом убивая людей, он многое узнал об их природе, научился многое замечать и понимать. Все усилия распознать пражского предателя потрачены впустую. Но важно еще раз мобилизоваться, сосредоточиться в одиночестве и тишине. Эту занозу следует вырвать – тогда скорбь о погибших станет легче ровно на одну пятую.
Глава 40
С букетом из пяти красных гвоздик Глеб отправился на Ваганьковское кладбище. Возложил цветы перед памятником – вертикальной плитой из зеркально отполированного мрамора, черного с чернильным отливом.
«Михаил Шестаков 1963–2000». Кому есть что прибавить, сделает это мысленно. Огороженная могила выглядела ухоженной, в небольшой клумбе росли анютины глазки, вокруг была аккуратно выложена плитка.
Наведя справки в администрации, Глеб узнал, что памятник поставили три года назад. А похороны прошли в том самом двухтысячном, когда Михаил погиб.
Никому не пришлось сортировать пепел, Шестакова давно привезли в Москву и похоронили, как положено. Тело забрали из морга по договоренности с пражской полицией, попросив судмедэкспертов освидетельствовать его как можно быстрее. Пан Ярослав не мог этого не знать. Но давний знакомый с Лубянки попросил сводить Глеба в крематорий.
Зачем понадобился спектакль? Глеб не должен был знать, что факт гибели Шестакова выяснился на Лубянке сразу. Теперь картина окончательно стала проясняться, но Глеб хотел получить подтверждение своей догадки.
Сразу после возвращения из Праги он собирался отправиться в московский магазин «Carrier» на Тверской, где находилось и представительство фирмы в России. Но Федор Филиппович переключил его на Сочи, и намерение не осуществилось.
Теперь Глеб хотел появиться здесь в обличье бизнесмена. Ирина никогда не работала в парикмахерской, но по части мужской стрижки имела врожденное чутье. Правда, работала она медленно, и Глеб обычно просил подстричь его попроще, машинкой.
Теперь он отдал себя в полное распоряжение жены – волосок должен лечь к волоску. Потом он взялся стричь ногти на руках совсем не так, как стриг обычно, и даже поработал над ними пилкой из маникюрного набора.
Понадобилось еще несколько штрихов, чтобы возник нужный образ, включая галстук, подаренный на день рождения и еще ни разу не повязанный с тех пор. Прежде чем появиться в ювелирном салоне, Глеб справился по телефону, на месте ли начальство. Ни один серьезный бизнесмен не станет являться без предварительного звонка.
Изучили паспорт, проверили «волшебной палочкой» на содержание металла и только после этого пропустили в служебное помещение. Он сообщил немолодой женщине с точеной фигурой и ухоженным лицом о своем желании открыть ювелирный салон в Питере.
Как Глеб и ожидал, дама сказала, что не имеет полномочий по таким серьезным вопросам. Недели через две в Москву должен приехать из головного офиса «Carrier» глава департамента стран СНГ и обращаться следует к нему, имея на руках бизнес-план.
В нужный день Глеб приехал в Шереметьево. Он вовсе не собирался брать важного гостя в оборот, расписывать свои планы стать питерским дилером знаменитого ювелирного дома. Гораздо важнее было взглянуть со стороны – кто и как будет охранять администратора из «Carrier».
Минутного прохода небольшой группы через зал ожидания к лимузину хватило Глебу для однозначного вывода. Гостя охраняли сотрудники ФСБ. Они никак не афишировали свою принадлежность к ведомству, их можно было принять за сотрудников частной охранной службы. Но Сиверов прекрасно умел отличать действующих сотрудников спецслужб от бывших. У государства и «государевых людей» свой почерк, отличный от частных агентств.
Редко кто из иностранных гостей договаривается именно о такой охране. Для людей на западе ФСБ – это все еще перелицованное КГБ с перекрашенной вывеской, и прежние страхи не выветрятся еще долго.
Однако услуги по охране стоят очень дорого, а деньгами не любят разбрасываться даже богатые фирмы. Почему бы не воспользоваться помощью тех, кто готов по старой дружбе бесплатно предоставить квалифицированное обслуживание?
* * *
– Ты ведь знаешь, при малейшей возможности я предпочитаю сказать все прямо. Но это была не моя личная затея, решение принимали люди повыше должностью. Я им доказывал, что уверен в своем человеке, могу себе позволить разговор начистоту. В этом пункте со мной не согласились, было принято другое решение.
– Никто не в претензии.
– Да я все понимаю. В конечном счете ты стал их
