На самом большом, скрестив ноги, сидела девушка в штанах и рубахе из мягкой кожи с бахромой на подоле и рукавах. Ее лицо, расписанное цветные узорами, светилось, будто озаренное солнцем, хотя небо было затянуто слоистыми облаками.
Пожилая шаманка тоже никуда не делась, как и Рауд Даниш, устроившийся на тахте рядом со мной, но оба они стали прозрачными, словно привидения. Обстановка трактирного жилища размылась и поблекла. Это было, как во время наших с Раудом разговоров через снежные шарики, только наоборот: реальный мир казался призрачным, а призрачный — реальным. Лишь запахов в нем не было.
— Это Зыбь, — голос девушки-шаманки звучал молодо и нежно. — Место, где все так, как ты хочешь. Сюда можно призывать духов, и они придут, и будут служить, пока ты веришь…
Облака над горами заклубились, из них поднялся могучий великан и уселся на горную гряду, как мальчишка на забор. Страшно почему-то не было.
Я попробовала увидеть себя человеком — как видела кошкой Ночкой в снежном шаре Рауда. Воздух сгустился, в нем проступил вышитый подол и тут же расплылся клоком тумана. Потом возникли ноги в нарядных туфлях, потом пышный рукав. Призрачные части моего облика появлялись и таяли, не желая собираться в живую и настоящую Карин Эльс.
— А вот тут веры тебе не хватает, — сказала шаманка с сожалением. — Для тебя это сказка.
Она подняла руку, щелкнула костяными кольцами на пальцах, и туман вмиг свился в мое человеческое тело. Но я так и осталась кошкой — и смотрела на себя саму со стороны, как смотрела на куклу в шкафу королевы-бабушки.
Новый перестук колец — и кукла исчезла, и растворился облачный великан над горами.
— Помочь я тебе не могу, — сказала шаманка. — Тело твое, и власть над ним — твоя. Ты одна найдешь к нему дорогу. Для тебя оно, как манок для зверя, как для путника огонь в ночи — свет там, где для других темно. Я могу научить тебя ходить в мир духов, но на это нужно время, а ты веришь, что времени нет. Я могу научить тебя верить по-другому, но для этого тоже требуется время, много времени. Я могу взять тебя в мир духов, но ты будешь там как слепой котенок, а мне не по силам заставить тебя видеть…
От ее мягкого напевного голоса начала кружиться голова, лес и горы перед глазами подернулись дымкой.
— Есть и другой способ. Темный способ. Чтобы кошка стала женщиной, нужна кровь кошек и кровь женщин, лучше твоего рода, и не одной, а сколько потребуется. Но за этим не ко мне. Я темной волшбы не вершу, темных духов не зову и другим не даю. Да и ты, вижу, не из тех, кому нет дела до цены…
Я затрясла головой сразу во все стороны, не понимая, каким жестом вернее передать свое отношение к этому так называемому способу. Да лучше самой под нож лечь!..
Шаманка кивнула, усмехнулась, а потом ее глаза вновь стали холодными.
— Гинаш Хьяри — так зовут ту, что заточила тебя? Гинаш — это не имя. По-нашему это значит "ничей", "без рода". Тот, кого изгнали, или кто сам ушел, или род его свелся на нет. А хьяри — это зверь такой из преданий.
Она указала головой на равнину. Там, шагах в тридцати от нас, бежал то ли лис, то ли волк, то ли собака. Часто мелькали длинные лапы, серовато-рыжая шкура сливалась с прошлогодней травой.
Со спиной у зверя было что-то не так. Я не успела понять, что именно, когда он вскочил на валун, оттолкнулся и взлетел, развернув кожистые крылья.
В воздухе зверь стал похож уже не на лиса, а на летучую мышь, даже длинная морда сплющилась. Он описал круг в бледной вышине и, снизившись, понесся прямо на нас, издавая клекот и тявканье. У него были выпуклые черные глазки и оскаленная пасть, как у Грыза.
Шаманка сложила пальцы щепотью и дунула — точно как ведьма Гинаш тогда, в доме Снульва, и даже в этом ненастоящем мире, где ничего не страшно, меня окатило волной ужаса.
Зверь исчез.
— Тень, — сказала шаманка. — Эхо. То, чего больше нет. А ты есть. И тело твое есть, пока ты не теряешь веры.
Она скатала вырванную у меня шерсть в тонкий жгутик, отцепила от своих волос бусину, вдернула жгутик в отверстие и завязала на три узелка. Вдруг оказалось, что я сижу на валуне вместе с шаманкой. Она повесила бусину мне на шею рядом со снежным шариком — и бусина приросла к ремешку, словно тут ей и место.
— Когда шаман уходит в трудное странствие, он берет с собой амулет, в котором есть частица его тела. Этот амулет привязывает дух шамана к земле и позволяет найти дорогу назад.
Мир вздрогнул и схлопнулся до комнаты в старом трактире, показавшейся до обидного тесной. Вместо гор — стены, вместо неба — низкий, плохо оштукатуренный потолок, вместо гибкой девушки, похожей на змейку, — потрепанная жизнью женщина с низким голосом.
— Ищут тебя, — сказал она. — Глаза белые и глаза желтые, чужая кровь и родная кровь. Белые глаза — к худу, желтые — к добру. Хочешь, скажу желтым, где ты?
Родная и чужая. Мама и… секач? Так вот что значили те глаза во сне!
Из тьмы ночных видений дохнуло забытой угрозой, и я на миг перестала дышать.
А потом от души помотала головой.
Шаманка ничего не сказала, но мне показалось, что ответ ей не понравился.
А Рауду не понравился вопрос.
Как только мы отъехали от трактира, он строго поинтересовался:
— Ты все рассказала мне, Карин?
"Можно подумать, вы мне все рассказываете!" — буркнула я.
Потом махнула лапой и выложила ему про маму и секача, готовая к тому, что сейчас он развернет сани и поедет не во дворец, а… может быть, обратно в трактир. Попросит шаманку присмотреть за мной, чтобы не рисковать своими планами. Если секач обвинит кошку Белого Графа, будет страшный переполох. Скандал! Разбирательство…
— Лучше бы ты сказала об этом раньше, — нахмурился Рауд. — Но не бойся. Сквозь Щит дворца секачу не пробиться. Просто помни, что засыпать вне дворца тебе нельзя.
Я вдумалась в то, что узнала. Секач ищет меня во сне? Выходит, он сновидец? Или… Да нет, не может он быть фантумом!
Оказалось, может.
— Как ты думаешь, что происходит с изобличенными фантумами? — спросил Рауд. — Не все они преступники, хотя у большинства темная природа рано или поздно берет верх. В прежние времена многих высылали на север под особый надзор, в самые дикие месте. Тех, кто не хотел уезжать, отсекали от Небыли. А некоторых забирали к себе служители Дакха. Что с ними делали, не знаю, это тайна храма. Известно, что они теряли тело зверя-фантума, но сохраняли способность ходить по снам, а их жизнь подчинялась одной цели — служить храму. Поскольку в наши дни фантумов почти не рождается, храм берет на службу оборотней, преступивших закон…
От этих слов я поежилась.
Сколько же тайн хранит наш мир! Жила бы у себя в Свеянске, гуляла ночами по крышам и ничего этого не знала.
Бусину, данную шаманкой, Рауд отцепил, внимательно осмотрел и прицепил обратно. За эту бусину шаманка запросила двести марок, а во сколько обошелся ему наш с ней разговор в Зыби, я даже спросить побоялась.
