— вновь повторила Юти.
— Нет, лишь доказал, что именно ты и нужна, — тихо ответил Ерикан. — Ошибкой было бы, если бы ты убила мать. Доказала, что путь мести важнее пути великодушной воительницы, которую ведет не ее прихоть и желание отомстить, а любовь к людям. Но даже это не важно. Сегодня ты не совершила самую роковую ошибку в жизни.
Юти удивленно взглянула на Ерикана. Старик был сам не свой. Васильковые глаза перестали казаться бледными, в уголке рта виднелась слюна, а весь его вид свидетельствовал о глубинной лихорадке, разгорающейся внутри учителя.
— Есть одна странная способность миели, которую я изучил, после чего стал мастером, — сказал наставник. — Но с помощью нее ты увидишь, что было на самом деле.
Ерикан протянул ей морщинистую руку. И Юти, чуть поколебавшись, положила на нее свою ладонь.
Глава 26
Юти в ужасе отшатнулась от Ерикана, словно тот и был само воплощение Скверны. Воплощение… Мерзкое слово, отдававшее горечью пролитой крови. У Одаренной не было подходящих слов, чтобы описать все чувства, бушевавшие в душе. Юти лишь мотала головой и твердила: «Ты… ты…».
Старик стоял перед ней, с грустной улыбкой покойника, медленно и монотонно кивая. Словно заранее соглашаясь со всеми проклятиями и обвинениями, которые могли сорваться с уст его ученицы.
Пока еще наставник не торопил просветленную деву, он понимал, что для осознания всего нужно время. Потому вышел на улицу, сев возле избы. Вечер был на удивление мягким и невероятно темным. Он не услышал, как и когда Одаренная вышла к нему, потому что Юти была истинная мастер-кехо.
— Неужели ты думаешь, что после всего… я действительно стану частью твоего плана? — ее голос был ровным, почти спокойным, но Ерикан уловил внутреннее волнение.
— Все зависит от того, кем ты себя осознаешь — человеком или воином.
— Разве есть разница?
— Есть. Человек не остановился бы, сжигаемый местью. И убил бы главного заговорщика. Воин понимает, что есть вещи, которые выше и важнее, чем жизнь обывателя. И вместе с тем в его душе есть место милосердию. Место любви. Ты думаешь, что я делаю все это из-за обещания, которое дал умирающей дочери?
Юти промолчала, потому что именно так она и думала.
— Да, возможно так поначалу и было. Я рыскал по землям материка, подыскивая подходящих девочек и держал в памяти образ умирающей Аншары. Потому что воспринимал ее частичкой себя, ради которой должен сделать все.
Ерикан шумно выдохнул, точно готовый расплакаться.
— Но уже после, когда меня постигли многочисленные неудачи, когда я обратился к Скверне, когда был готов отвернуться от своего пути, когда родились другие дети, я вновь познал любовь, которая, возможно, стала лишь отголоском прошлых чувств. А затем я ушел в осознанные воды Интуиции. И видел линии, сходящиеся и расходящиеся во множество сторон. В центре всего была Скверна. Почти живая зараза, та, которая может ждать годами. Скверна и ты.
Юти стояла подле, водя пальцем по гарде меча.
— Моя дочь, которую стали почитать не иначе, как единственно верную богиню, оказалась слаба. Она не до конца стала воином, иначе бы поняла, что для истинного человеческого милосердия, для прекращение страданий многих, нужно закончить начатое. Переступить через себя. Слабость Аншары, которая осталась простым человеком, позволила Скверне стать сильнее. Но ты другая. Ты можешь покончить с главной угрозой этому миру. Исправить уродство.
— Это вернет моего отца? Исправит искалеченную жизнь матери? Не говоря уже обо мне…
— У всего есть цена, — тускло произнес Ерикан. — Я готов платить свою до скончания веков. Гореть в пламени Инрада…
— Которого не существует, как и небесных чертогов Аншары, — оборвала его Юти. — Все это сказки храмовников. Мне кажется, что все окружающее нас не более, чем миф. Величайшая иллюзия сиел.
— Пусть так. Но теперь ты знаешь все. Я мог бы не открывать тебе этой тайны, манипуляциями заставить исполнить задуманное, убить воплощение Инрада и покончить с оскверненными. Однако ты должна знать и понимать.
— Ты был мне как отец, которого я из-за тебя же и потеряла, — тихо произнесла Юти.
— Ты мне стала как дочь, которую я так долго искал, — ответил Ерикан и одинокая слеза скатилась из глаза.
— Я должна ненавидеть тебя. Хотеть убить, чтобы отомстить за отца и мать. За себя, если на то пошло. Но не хочу. Ты правильно говорил, путь конец пути Великих всегда одинок. И ты великий мастер и учитель, Ерикан. Только делаешь такими же одинокими всех, кого привечаешь.
— Ты не ненавидишь меня потому, что достигла настоящего просвещения. Стала истинным воином.
— Нет, потому что ты теперь для меня ничего не значишь. Ты как пустынный червь — бесполезный и не заслуживающий внимания.
Юти видела, что эти слова причиняют Ерикану небывалую боль. Прошлый наставник нашел бы что-нибудь едкое, чтобы ответить ей. Нынешний лишь сгорбился, стараясь быть еще меньше.
— Я знаю. Мне тебя больше нечему учить.
— А мне больше нечему у тебя учиться.
— Постой! — вскочил Ерикан, словно боясь, что Юти теперь уйдет. — Твое обучение закончено и…
— Неужели ты действительно сейчас напомнишь мне о том глупом условии, какое придумал, когда брал меня в ученицы? — спросила она. — Что я должна убить того, на кого ты покажешь?
— Нет, я не вправе требовать от тебя этого. И никогда бы не стал. Я просто прошу, обратись к всему просветленному, что в тебе есть. Взгляни на мир и то, что происходит в нем. Отринь все человеческое, что держит райдарскую деву.
— И убить тебя, старик, так?
— Так, — тихо признался он. — Только таким образом ты получишь столько колец, с помощью которых сможешь надеть пятый обруч.
Они стояли друг напротив друга. Красивая девушка, пылающая силой, и морщинистый сгорбленный старик. Юти понимала, что стоит ей сейчас уйти, весь план Ерикана рухнет. Что ей стоило отречься от пятого обруча? Только воля и желание. И теперь у нее действительно была возможность выбора.
Когда наставнику показалось, что сейчас дева развернется и растворится в ночи, когда напряжение зазвенело тугой струной, когда тело почти затряслось от нетерпения, она решилась. Молниеносным движением вытащила меч и ударила в точку соприкосновения всех энергий. И все было кончено.
— Ты не понял самого главного, старик, — едва слышно произнесла Юти, глядя
