ответы на вопросы о его жизни, задаваемые ему Старром Мёрфи, но у него не лежала к этому душа, и биография так и не была написана.
Вести открытую войну с газетными писаками значило тратить нервы и силы, которых и так было мало. У Рокфеллера и без Иды Тарбелл хватало причин для беспокойства. С Бесси, не отличавшейся крепким здоровьем и жаловавшейся на сердце, весной 1903 года случился удар, после которого она сильно сдала: постарела и даже тронулась умом. Днём она по большей части лежала в постели или бродила по дому в Лейквуде, набросив серую шаль поверх халата. Ей казалось, что они с мужем страшно бедны, поэтому она экономила на свечных огарках, штопала бельё, сообщала друзьям, что они не имеют средств, чтобы принимать гостей; Чарлзу приходилось докупать продукты, поскольку тех, что заказывала жена, не хватало для нормального питания. При этом ежегодный доход Бесси составлял более двадцати тысяч долларов. Впрочем, через некоторое время она отбросила страхи и радостно объявила, что они богаты, но при этом почему-то перешла на ломаный французский язык. Уильям Джеймс, навестивший бывшего ученика и друга, был шокирован видом его жены. Весной 1904 года Чарлз Стронг взял отпуск в Колумбийском университете и увёз Бесси в Европу, чтобы показать её французским специалистам по нервным болезням. Может быть, средиземноморский климат пойдёт ей на пользу. Да и ему самому хотелось пожить «на свободе».
В апреле 1904 года у Сетти парализовало половину тела; на восстановление уйдёт два года. Эдит похоронила ещё одного ребёнка: Эдита, родившаяся в 1903 году вслед за своей сестрёнкой Мюриел, умерла, не прожив и года. Отношения с Гарольдом стали натянуто-напряжёнными; Эдит утратила интерес к светской жизни и заперлась в четырёх стенах; у неё развилась агорафобия. Если она ехала куда-то в наёмном экипаже, то давала вознице чёткие указания по поводу маршрута и после не разговаривала с ним всю дорогу. Вилла «Турикум» под Чикаго, которую купил для них Гарольд, — серый каменный особняк в 44 комнаты, с конической башней, видом на озеро и огромным парком (Эдит прозвала его бастионом), — стояла пустой, нераспакованные фарфоровые сервизы и мебель пылились в чуланах. У Альты были другие проблемы: поскольку отец по-прежнему выплачивал ей (как и другим дочерям) содержание, он периодически проверял баланс, поручая Джону провести аудит. В 1904 году Джон решил, что Альта и Пармали потратили вдвое больше, чем позволяют их доходы; Прентис возмутился этим вмешательством в их личную жизнь, и понервничать пришлось всем.
Выполняя поручения отца, Джон по-прежнему считал себя ни на что не годным и мучился от того, что зря получает зарплату. Эбби смотрела на дело иначе и поощряла его требовать принадлежащее ему по праву — по крайней мере не отказываться от этого. Руководство «Стандард ойл» решило использовать его в качестве «витрины». Тридцатилетнего Джона ввели в совет директоров, после чего он вместе с Бедфордом и Генри Роджерсом отправился объезжать нефтяные скважины в Оклахоме. Тогда-то и оказалось, что застенчивый и нерешительный молодой человек не лишён обаяния. «Бедфорд и Роджерс обнаружили, что я очень хорошо схожусь с людьми и что публике интересно увидеть живого Рокфеллера, — писал он жене. — Другими словами, они начинают думать обо мне как о чём-то вроде актива».
Ему самому эта поездка не прибавила уверенности. Джон-младший разрывался между своими чувствами к отцу и осознанием того, что руководство «Стандард ойл» в самом деле не работало в белых перчатках, поэтому газетные стервятники, слетевшиеся на семью Рокфеллер, нашли себе лёгкую добычу в его лице. Американцы, при всём возмущении «спрутами», «анакондами» и прочими хищниками, в глубине души восхищались волевыми и безжалостными бизнесменами, благодаря которым в их стране появилось всё «самое-самое-самое» в мире. Щепетильного сына Рокфеллера высмеивали как слабого, нерешительного, закомплексованного неврастеника. Что бы он ни делал, всё оказывалось не так: не дал на чай — стал мишенью для насмешек, оставил брадобрею пятицентовую монету — тот выставлял её в витрине, и фотографию с ней печатали в газетах. «Каждое воскресенье молодой Рокфеллер толкует Библию своим ученикам, — написал Марк Твен в автобиографии. — На следующий день газеты и Ассошиэйтед Пресс разносят его толкования по всему континенту, и все смеются». Понятно, что высказываемые Джоном мысли не отличались оригинальностью; но те же слова, из других уст, не вызывали бы подобной реакции. В декабре Джон-младший, замученный мигренью и бессонницей, вместе с женой и первенцем — родившейся 9 ноября 1903 года дочкой Бабс (ещё одно уменьшительное от Абигейл) уехал в Канны, чтобы проконсультироваться у того врача, который лечил Бесси. Вместо запланированного месяца они проведут во Франции полгода, путешествуя по Лангедоку и Приморским Альпам.
Тем временем Теодор Рузвельт, собираясь идти на переизбрание, попытался наладить отношения со «Стандард ойл». Сын бывшего президента Джеймс Р. Гарфилд, возглавивший Бюро корпораций и водивший дружбу с некоторыми юристами из треста, начал собирать о нём информацию — по большей части в благожелательном ключе. Соперником Рузвельта от демократов стал Элтон Б. Паркер — главный судья Нью-йоркского апелляционного суда, опередивший медиамагната Уильяма Рэндольфа Хёрста. Поддержать Паркера было немыслимо, поэтому, когда конгрессмен Джозеф Сибли сообщил Джону Арчболду, что президент уверен во враждебном отношении к нему воротил нефтяного треста, Арчболд ему ответил: «Я всегда был почитателем президента Рузвельта и прочёл все книги, которые он написал[32], они стоят в моём книжном шкафу в лучших переплётах». Сибли передал этот ответ (только без сарказма) президенту, после чего устроил встречу, посоветовав Арчболду, прежде чем туда идти, ознакомиться хотя бы с названиями опусов Рузвельта.
Сибли был «сутенёром», поставлявшим Арчболду «политических проституток». В обмен на свои услуги какой-нибудь сенатор получал деньги «взаймы»; Арчболд это называл «инвестицией». Сенатор Джозеф Форейкер, хлопотавший ныне о переизбрании «Тедди», давно состоял у него на жалованье. В феврале 1900 года «Джо — пожарная сирена» (прозванный так за ораторские способности) помог провалить законопроект, враждебный «Стандард ойл», и получил от Арчболда поздравления и сертификат на пятнадцатитысячный депозит, открытый на его имя: такой документ было сложнее отследить, чем чек. Теперь же «Стандард ойл» получала возможность сделать самую выгодную инвестицию — купить президента.
Генри Роджерс пожертвовал на кампанию Рузвельта 100 тысяч долларов. Его поддержали железнодорожный король Эдвард Гарриман, Генри Клей Фрик и Джеймс Стилман. Демократы, прежде обличавшие рузвельтовский «произвол», тотчас завопили, что президент подкуплен теми самыми компаниями, которые он якобы пытается приструнить. В октябре министр юстиции Филандер Нокс зашёл к Рузвельту в кабинет и услышал, как тот диктует письмо с указанием вернуть деньги «Стандард ойл». «Как же так, господин президент, эти деньги уже потрачены, они не смогут их вернуть — у них их просто нет», — удивился Нокс. «Ну и что, — возразил Рузвельт, — в любом
