поэту при жизни…
Исторические параллели: ровно за пятьсот лет до рождения русского гения, в благословенной памяти 1499-м, маленькая Швейцария стала независимой.
А в самый год появления на свет младенца Александра Пушкина в Швейцарских Альпах разыгрались военные баталии, имевшие судьбоносное значение и для России, и для всей Европы.
Русский император Павел I взял под свою защиту маленькое государство, торжественно провозгласив: «Мои войска идут в Швейцарию, чтобы защитить благополучие её обитателей и вернуть им прежнее правление». В августе 1799-го армия Корсакова – 25 тысяч русских солдат и казаков – победоносно вошла в Цюрих, оставив и по сей день память о тех горячих днях в названиях цюрихских улиц.
1799 год отмечен в истории героическим переходом русской армии, ведомой через альпийские вершины Александром Суворовым. Любопытная деталь: будущий генералиссимус нашёл в горах череп боевого слона, одного из тех, на коем совершал свой поход на Рим полководец древности Ганнибал. А ведь слон, тотемный символ прадеда поэта, выводившего своё родословие от «грозы Рима», слон – в фамильном гербе Абрама Ганнибала! Некогда именно темнокожий прадед Пушкина сыграл особую роль в судьбе будущего полководца, уговорив Суворова, отца юного Александра и своего приятеля, не чинить сыну препятствий в выборе им военной стези.
Не символично ли, что в Швейцарию одному из участников славного суворовского похода, прапорщику Астраханского гренадерского полка Александру Юрьевичу Пушкину, пришла из Москвы весть о рождении младенца, наречённого в его честь, – будущего поэта?!
Сердце Европы, маленькая Швейцария, исправно отсчитывает вот уже шестое столетие с точностью великолепного часового механизма. За истекшие века снискавшая славу страны самых дорогих часов, элитного сыра и шоколада. И ещё – самой живописной в мире, своеобразного эталона земной красоты.
…Не раз любовался поэт идиллическим швейцарским пейзажем, гравированным на циферблате золотых карманных часов, что были подарены ему на празднике в Павловске в июне 1816 года. Награда предназначалась юному дарованию, лицеисту Александру Пушкину, за стихи «Принцу Оранскому», сочиненные им по случаю торжества – свадьбы будущего короля Нидерландов с великой княжной Анной Павловной.
Эти же золотые часы работы всемирно известных швейцарских мастеров отсчитали и последние мгновения бытия русского гения: невесомые стрелки замерли на отметке 2 часа 45 минут пополудни 29 января 1837 года…
Так уж исторически сложилось, что Швейцария всегда была отрадна русскому сердцу. Виды альпийской республики словно запечатлелись в сознании поколений соотечественников своей «картинностью»: озёрами с прозрачной, ярко-салатного оттенка водой, сияющими белоснежными отрогами, живописными деревушками на горных склонах. Для русского путешественника увидеть Швейцарские Альпы – что для правоверного совершить хадж в Мекку.
Страну вечного мира и благоденствия подчас именуют Русской Швейцарией, но никто и никогда не называл Швейцарию Пушкинской. И всё-таки такое государство, не отмеченное ни на одной политической карте мира, реально существует со всеми своими поэтическими атрибутами и символами.
Ура… куда же плыть… какие берега
Теперь мы посетим – Кавказ ли колоссальный
Иль опаленные Молдавии луга
Иль скалы дикие Шотландии печальной
Или Нормандии блестящие снега —
Или Швейцарии ландшафт пирамидальный
Самая живописная в мире страна Швейцария так и осталась недосягаемой для Александра Сергеевича, впрочем, как и вся Европа.
В пушкинских мечтах о путешествиях в чужие земли достало места и Швейцарии, к слову сказать, не из такого уж безмерно великого числа государств, что дразнили воображение поэта. «Физически красивой» представлялась ему маленькая заоблачная республика.
Национальных колоритных «вкраплений» в пушкинской поэтике не столь уж много, но они есть: «швейцарский сыр», «величавые швейцарские коровы», звенящие «своими колокольчиками», картины со швейцарскими пейзажами. Именно в такую картину, представлявшую «какой-то вид из Швейцарии», разрядил свой пистолет «двумя пулями, всаженными одна на другую» пушкинский Сильвио…
Ах, как страстно желал Александр Сергеевич увидеть швейцарские красоты собственными глазами, сколько разговоров было о стране, где запросто бывали его друзья Николай Карамзин, Пётр Чаадаев и Василий Жуковский!
«Говорят, что Чаадаев едет за границу – давно бы так; но мне его жаль из эгоизма – любимая моя надежда была с ним путешествовать…» Сам же Пётр Чаадаев, восхищённый здешними красотами, восклицал: «Отечеством моим будет Швейцария!»
Об альпийской республике (Пушкин не единожды упоминает в своей статье «Вольтер», посвящённой переписке великого философа с президентом де Броссом и увидевшей свет в 1836 году в «Современнике»: «Вольтер, изгнанный из Парижа, принуждённый бежать из Берлина, искал убежища на берегу Женевского озера. <…> Покровительство маленькой мещанской республики не слишком его ободряло. Он хотел на всякий случай помириться со своим отечеством и желал (пишет он сам) иметь одну ногу в монархии, другую в республике…»
Там же есть и весьма примечательные строки, обращённые к Вольтеру, о необходимости жить на родине «по двум важным причинам: во-первых, потому что надобно жить у себя дома, во-вторых, потому что не надобно жить у чужих». Но звучит этот, вероятней всего, вымышленный совет оправданием за собственные несбывшиеся путешествия в «чужие края».
А вот знакомство швейцарцев с поэтом состоялось при его жизни: в 1832-м в Женеве вышел журнал со статьей «Александр Пушкин». Но ещё ранее петербурженка Елизавета Вейкарт адресует в Швейцарию письмо. «Александр Пушкин только что сочинил новую поэму, озаглавленную «Руслан и Людмила», – делится госпожа Вейкарт с приятельницей. – Говорят, что она прелестна. <…> Как только смогу, я Вам пришлю экземпляр. Вы будете иметь удовольствие заставлять эхо Швейцарии повторять звуки Вашей родины» (фр.).
Эхо в Альпах «повторяло» пушкинские строфы весной 1820-го, в то самое время, когда их автор держал путь из Петербурга в Екатеринослав.
Знакомство же самого поэта с уроженцами прекрасной страны состоялось довольно рано. Первым швейцарцем, встретившимся Пушкину на жизненном пути, стал его лицейский воспитатель Давид Иванович де Будри. «Будри, профессор французской словесности при Царскосельском Лицее, был родной брат Марату, – отмечал поэт в своих записках, – Екатерина II переменила ему фамилию по просьбе его, придав ему аристократическую частицу de, которую Будри тщательно сохранял…»
Известен и отзыв Будри об успехах своего воспитанника Александра Пушкина: «Он понятлив и даже умён. Крайне прилежен, и его очень заметные успехи столь же плод его суждений сколь и прекрасной памяти…»
Верно, не случайно в черновых вариантах «Евгения Онегина» «мосье Швейцарец» (именно он, а не «француз убогой» по изначальному замыслу водил гулять в Летний сад юного героя) именован как «очень умный», «очень строгой», «очень важный» и даже «благородный».
Но вот факт достойный удивления: прежде чем профессор Будри, брат пламенного якобинца Жана-Поля Марата, начал обучать азам французской словесности в Царском Селе своего славного ученика, он числился гувернёром…
