на голове. Еще они владели способностью внушения и каким-нибудь одним видом магии. Не все, правда, но такие особи встречались и довольно часто.
И наконец, четвертый подвид — это жрецы. Они внешне также отличались между собой, как Митхмуры с Митхзарами, и делились на касты: высшие, низшие, средние.
Вот одного из таких высших я сейчас и наблюдал через надежное силовое поле в тюремной камере Ковчега. По их внешнему виду выходило так, что сейчас передо мною как минимум два высокородных Митхар и один жрец, причем жрец из высшей касты Зиджим.
Серьезная птичка попала к нам в сети!
Странно, на фресках их нигде почему-то нет. Там везде, если можно так выразиться, обычные змееголовые воины, а тут передо мною троица, и все из так называемой — митхарианской элиты.
При нашем появлении они перестали мерять шагами свои узилища и, замерев на месте, уставились на нас немигающими взглядами. Затем вперед вышел жрец и, совершенно игнорируя Мора и Атами Гектана, вперился в меня злыми кровавыми глазами.
Клянусь чем угодно, в его змеином холодном взгляде на миг промелькнуло узнавание, он громко зашипел и в то же мгновение молниеносно прыгнул на меня. Но тут сработало защитное силовое поле — яркая вспышка, и его отбросило обратно к дальней стене. Он стремительно перевернулся на живот и в два движения снова подполз к силовому полю.
— Ареш, ты явился сюда, чтобы поглумиться надо мной? — голосом, полным ярости и злобы, прошипел он. — Я вырву и съем твое протухшее сердце! Ты слышишь меня, Ареш?! Я уничтожу тебя!
Края капюшона оттянулись назад, и жрец плюнул в меня каким-то зеленым сгустком. Слюна попала на защитное поле и задымилась. Жрец в бессилии стукнул сжатым кулаком об пол, затем закашлялся и посмотрел на меня с искаженным от лютой ненависти лицом.
— Я призываю в свидетели Великого Создателя Буаега, я убью тебя, Ареш, и очень скоро!
Стоявшие до этого неподвижно в своих камерах двое других Митхар после этих слов сложили руки на груди и низко поклонились своему жрецу, по-видимому, таким образом приняв его клятву.
Внешне не проявляя никаких эмоций, внутренне я недоумевал. Сердце мое колотилось, чуть ли не выпрыгивая из груди.
Какой такой Ареш?!
Что он несет? С кем-то меня перепутал, или, может, на него так подействовало несколько тысяч лет пребывания в состоянии Крио? Да нет, те двое, похоже, тоже меня узнали, это было видно по выражению их вытянутых змеиных морд.
Арес?
Неужели я так похож на легендарного Ареса, что они приняли меня за него? Это невероятно, но, похоже, что так! Видимо, у жреца свои давние счеты с моим древним предком. Их вражда в те далекие времена настолько была сильна, что тот, обезумев от ярости, прыгнул на силовое поле, хотя прекрасно знал, что не преодолеть.
Откуда-то из глубин памяти вылезло странное выражение на языке Митхар, и я прекрасно понимал смысл, кривясь и ехидно улыбаясь, сам не ожидал от себя такого и вдруг прошипел, глядя только на жреца:
— Шимша ель Шуль Ригуш поша ен агиш-ш-ш. Кихем шель миаша…
После моих слов уже все трое, дико заверещав, кинулись в едином порыве на силовое поле, яростно шипя и проклиная весь мой недостойный род.
Мор, стоявший до этого чуть позади и спокойно наблюдавший за происходящим, сейчас посмотрел на меня снизу вверх и предложил:
— Вырвать им хвосты и вставить в их же вонючие зады? На это посмотреть хотелось бы мне!
Я натянуто улыбнулся ему в ответ. Мне почему-то казалось, что у него вскоре будет такая возможность.
После такого эмоционального посещения пленных Митхар во мне что-то неуловимо стало меняться. Сначала мне показалось, что жрец мне давно откуда-то знаком, и у нас с ним лютая вражда не на жизнь, а на смерть! Потом из глубин моей совершенной памяти даже всплыло его настоящее имя — Раашум, или, как местные жители его называли сокращенно — Ра. От невероятной догадки, что осенила меня, я аж присвистнул.
Ого!
Выходит так, что жрец являлся не кем иным, как Верховным божеством египетского пантеона? Значит, спасаясь от Ареса и моих родичей, он оказался под той горой на «Сумрачном охотнике» в ожидании лучших времен.
Это невероятно! Как такое может быть?
Расположившись в уютном кресле в своей комнате, я сотни раз прокручивал мельчайшие подробности увиденного на нижнем уровне Ковчега и постепенно, удивляясь самому себе, стал понимать, что и тех двух Митхар тоже начал понемногу припоминать. И чем больше вспоминал, тем явственнее сознавал, что ненавижу их так же люто, как и змееголового жреца. Это так плотно засело у меня в голове, что ни о чём другом я уже и думать больше не мог. Даже мысли о моей скорой встрече с Визой отошли на второй план. В моей памяти постоянно всплывали какие-то новые лица, имена, события. Так больше продолжаться не могло, и я решил с утра рассказать обо всём Мору…
Удивительный сон
Проснувшись, я долго сидел на кровати, еще и еще раз прогоняя в голове тот удивительный сон, который приснился ночью. Он был настолько реалистичным, что и после пробуждения я ощущал скрип песка на зубах и тяжесть доспеха на плечах.
...Пустыня, вокруг раскалённые пески, и нещадно жарит белое солнце. Горячий ветер обжигает и без того разгоряченное боем лицо. Всюду трупы полуобнаженных чернокожих воинов и моих верных телохранителей. Переступая через их тела, я направляюсь в сторону одиноко стоящего воина Митхар в полной броне. Раздувая капюшон, он исподлобья смотрит на меня, готовясь к решающей схватке. На нём нет шлема, и он судорожно сжимает свое двухлезвенное копье обеими руками. Вокруг него в разных позах, вперемежку с моими воинами лежат трое его мертвых собратьев.
Оборачиваюсь...
За спиной с десяток выживших после яростной схватки моих телохранителей. Они изранены, еле стоят на ногах, но полны решимости идти до конца за своим предводителем. Даю им знак — оставаться на месте, а сам, крепко сжимая в своей руке окровавленный меч, направляюсь к одинокому змееголовому воину, переступая через изувеченные трупы поверженных врагов. В своем Ингельде, который после моей инициации мне подарил мой Великий дед Кронос, я почти неуязвим. У змееголовых осталось очень мало оружия, способного его повредить,