– Ты лжешь и знаешь, что лжешь. Значит, боишься, тебе страшно, и ты придумываешь себе оправдание. Все намного проще: ты получаешь удовольствие от того, что убиваешь людей. И нет в этом ни высшей, ни низшей справедливости, и вся твоя теория тухлая, как и ты сам. Ты тяжело больной маньяк и осознаешь это. Ты убиваешь без всякой причины при первом удобном случае. Ты убил полковника в гостинице, ты убил журналиста, ты убил мальчика-афганца, потом моджахеда, водителя, Рамазанова. У тебя не всегда было время насладиться этим процессом, а вот сейчас наконец повезло, и ты, конечно, отведешь душу, покайфуешь над нашими трупами. Ты вечный урод, некрофил!
– Заткнись! – прорычал мне картавый, но с опозданием: я уже сказал все, что хотел сказать напоследок. – Сейчас ты заговоришь по-другому.
Он стал расстегивать мою куртку. Я закрыл глаза, сотворив в уме отходную молитву. Только бы не застонать, думал я, только бы скорее умереть!
Нижняя пуговица не поддавалась ему, и картавый рванул подол куртки. Я чувствовал, как начинают дрожать его руки от нетерпения, как он возбуждается от предчувствия крови. Я стиснул зубы. Господи, господи, мысленно говорил я, один большой грех на моей душе: не успел я прикончить этого гада. Я почувствовал холодное острие ножа на груди. Оно потяжелело, легко проткнуло кожу, но глубже не пошло. Лезвие вернулось назад, соскользнуло по моему животу и звякнуло о камни где-то между моих ног.
Я открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо картавого – красное, почти малиновое, будто он тужился со страшной силой. Единственный глаз его выползал из орбиты, а между губ толчками выбивалась желтая пена.
Глава 37
Я поднял глаза и с удивлением увидел, что над картавым, затягивая на его шее стальной тросик, стоит Борис. Вероятно, на моей физиономии было столько счастья, что она отяжелела и челюсть отвисла сама собой.
– Ты заставляешь меня заниматься делом, которое с точностью до наоборот соответствует моей профессии, – сказал он, оттаскивая обмякшее тело картавого в сторону и связывая ему за спиной руки.
– Борис, – прошептал я, еще не веря в свое спасение. – Это ты? Откуда? Боря, ты очень вовремя…
– Я заметил, – ответил он. – Опоздай мы на пару минут, и ты бы уже дрыгал ножками в предсмертных судорогах.
Я только сейчас заметил Ризо – грузина из гостиницы «Таджикистан», который дал мне полмиллиона. Он стоял перед Валери, склонив голову, и что-то спрашивал у нее. Валери пыталась расчесать спутавшиеся волосы, но расческа застревала, как плуг на камнях.
– Откуда ты, Боря? – повторил я.
– Откуда! – передразнил он меня и, надавив мне на шею, стал распиливать ножом веревки на запястьях. – Ты когда обещал быть? Через две недели?
– А сколько уже прошло?
– Сколько-сколько… Столько, в общем-то, и прошло. Но я, как старый многоопытный кот, понял, что ты запутался в любовных делах настолько, что без моей помощи не выкарабкаешься. Опыт не пропьешь… Э-э, браток! – протянул он, глядя на мои позеленевшие ладони. – Пальчиками пошевелить можешь?
Я пошевелил.
– Нормально, – кивнул Борис. – А то я уже грешным делом намеревался укоротить тебе лапки.
Он присел возле меня и стал растирать мне руки. Я смотрел, как Ризо помогает Валери подняться на ноги. Кажется, она не была связана. Но почему тогда не попыталась треснуть картавого со спины по голове? Борис проследил за моим взглядом.
– Кажется, ваши отношения с этой вумэн достигли степени вопиющей гармонии. Что, уже ревнуешь?.. Ризо! – Борис повернул голову. – Ты представляешь, человек едва выкарабкался из могилы и сразу начал ревновать.
– Все правильно, – отозвался грузин, не оборачиваясь и продолжая распутывать Валери. – Так должен делать настоящий мужчина!
– Так он к тебе ревнует!
– Правильно делает. Он чувствует серьезного соперника.
– Борис, ты не убил его? – Я кивнул на картавого.
– Что ты! – возмутился Борис. – Я такой грех никогда не возьму на душу. А ты считаешь, что его следовало бы убить?
– Нет, он мне нужен живым. Это очень опасный человек…
– Потом расскажешь, – перебил меня Борис. – А сейчас надо сваливать отсюда, и как можно скорее. Я из-за тебя в такие истории вляпывался!.. Идти сможешь?
Я кивнул, ухватился рукой за выступ в скале и поднялся на ноги. Все тело пронзило острой болью, словно сквозь меня пропустили ток, но я устоял. Борис, глядя на меня, покачал головой.
– Любишь же ты приключения, Кирюша. И башка у тебя разбита. Чем это он тебя?
– Не знаю. Может быть, булыжником?
Ризо поднял Валери на руки.
– Ну что, вперед? – спросил он и, не дожидаясь ответа, пошел вдоль скал.
Я взглянул на Бориса. Он молча пожал плечами и предложил мне свою руку, чтобы я мог на нее опираться.
– Но как вы нас нашли? – опять спросил я.
– Это целая история, – ответил Борис. – Но я расскажу тебе ее как-нибудь на досуге. – И как-то странно взглянув на меня, добавил: – Между прочим, ты оставил столько следов, что тебя мог бы разыскать любой юный следопыт. И милиция, по-моему, успешно идет по этим следам.
Я кивнул:
– Да, Борис, да. Поэтому этот человек мне и нужен.
Борис недолго приводил картавого в чувство, воткнув ему в ноздрю ватный жгутик, смоченный в нашатырном спирте. Картавый поморщился, открыл мутные глаза и, увидев меня, с усилием усмехнулся.
– Напрасно, – сказал он.
– Ну-ка, гражданин, вставайте! – приказал ему Борис и отвесил довольно крепкую оплеуху.
Я, морщась от боли, принялся догонять Ризо и Валери. Когда я поравнялся с ними, Валери сказала:
– Спасибо, дальше я пойду сама.
Ризо опустил ее на землю и только теперь смог пожать мне руку.
– Я тебе должен, – сказал я.
– Вот я за долгом и пришел.
Если на свете и бывает чудо, так это мужская дружба. Слезы сами собой навернулись мне на глаза. Серые холмы поплыли передо мной, превращаясь в штормящее море.
* * *
Возвращение на дачу я помню смутно, словно это происходило во сне. У меня едва хватило сил, чтобы дойти до кишлака. Там нас встретил Глеб и едва не задушил Валери в объятиях. Где ж ты раньше был, братишка, подумал я. Валери в нескольких словах рассказала ему о наших злоключениях. Глеб стал мрачнее тучи и, отведя картавого в сарай, как я полагаю, разрядил на нем свое раздражение, затем снова вывел во двор – ссутулившегося, с залитым кровью лицом, точнее, тем, что от него осталось, и заставил его влезть на прицеп трактора и лечь на доски лицом вниз.
Мне стало противно от этой трусливой демонстрации силы над раненым и связанным человеком, который сейчас был не опаснее барана, уготовленного на убой.
