Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
– Мне на работу надо, – сонным голосом сказала она. –Опоздаю, Марина меня съест! А-м-м! – И она укусила Добровольского в предплечье.– Возьмет и съест.
– Мне больно!
– Да ничего тебе не больно.
И они полежали, глядя в потолок, как будто там показывалирайские картины. Ничего там не показывали, лишь трещина бежала от люстры вправый угол.
– Я не храпел?
– Храпел. Стены тряслись просто. Еще ты стонал и метался,чуть не столкнул меня с кровати. Тебе кошмары снились?
Добровольский подумал.
– Да нет. Не снились. Вообще у меня бессонница, я оченьплохо сплю всегда, а сегодня что-то… разоспался.
– Вот и хорошо, – сказала Олимпиада и зевнула тихонько, – ая проснулась в семь, сходила в ванную, вернулась, а ты все спишь и спишь!…
– Зачем ты в семь ходила в ванную?
Тут Олимпиада ужасно смутилась.
– Ну-у, у меня были всякие дела… Умыться, зубы почистить,чтобы… чтобы быть свежей, когда ты проснешься! Вдруг тебе захочется меняпоцеловать, а у меня зубы не чищены!
Он подумал.
– Ты теперь всегда будешь вставать в семь и бежать в ванную,чтобы почистить зубы?
– Всегда – хорошее слово, Павел.
– Очень хорошее, – согласился Добровольский, – и если ты ненамерена вернуть своего кавалера…
– Павел!
Он передразнил ее. Она улеглась щекой ему на грудь и пальцемстала рисовать на ней круги. Там, где касался палец, кожа подтягивалась ипокрывалась мурашками.
– Ты замерз?
– Нет, черт возьми!
Она еще порисовала немного.
– Ты знаешь, – сказала она через некоторое время, – я раньшедумала, что все это совсем не так.
– Что это?
– Ну-у… постель. Вдвоем. Я думала, что это совсем не так.
Добровольский заинтересовался и скосил на нее глаза:
– Я не понял, а если не так, то… как? Вроде я не применялникаких новых технологий, все больше старые, проверенные!
– Да нет же! Просто, понимаешь, когда был Олежка, все этобыло… как-то не так. Он очень старался, но у него плохо получалось. А может, они не старался. Помнишь, он сказал, что я замороженная рыба?
Добровольский помнил. Скорее он согласился бы с утверждением,что новым папой римским будет избран орангутанг, чем с тем, что ОлимпиадаТихонова – замороженная рыба. В ее огне можно заживо сгореть, если его… неконтролировать! Впрочем, разве он контролировал?…
– И знаешь, он всегда так закрывал шторы, так приготовлялся,как в поход.
– Ку-уда?
– В поход. С мыслями собирался, лоб морщил, а потом – хлоп,и все. Готово дело. Пара поцелуев, раз-два, и здоровый сон.
– Хлоп – это интересно, – согласился Добровольский.
– Ой, – перепугалась Олимпиада Владимировна, – прости меня,Павел! Господи, зачем я тебе это рассказала! Вот дура! Ну, прости, прости меня!
И она быстро поцеловала его в плечо, как лакей любимогобатюшку-барина, припозднившегося с костюмированного бала.
– Я не понял, что ты так разволновалась?
– Но разве… разве можно одному мужчине рассказывать продругого?! Конечно, нельзя, да везде пишут, что ни в коем случае нельзя, а ярасслабилась просто. Прости меня! Простишь?
Добровольскому надоели ее извинения, и вообще весь разговорбыл забавный до невозможности. Он давно не разговаривал в постели никаких такихразговоров.
Поэтому он схватил Олимпиаду Владимировну за шею с двухсторон, как бы намереваясь задушить, и спросил:
– Раз-два и готово, говоришь? Это даже интересно. И что, онни разу не швырнул тебя на кровать?!
Он так ее держал, что она не могла ни отвести глаз, нипошевелиться, ни вздохнуть.
– Поняя-ятно, – протянул Добровольский, посмотрел на еелицо, лежавшее у него в ладонях, и подул так, что на лбу разлетелись волосы.Олимпиада зажмурилась. – Ну, я не могу тебе обещать, что всегда буду корректени аккуратен. Ты, в случае чего, тогда кричи. Хорошо?
– Что кричать?
Добровольский вздохнул и поцеловал ее:
– Спасите. Помогите. Вот как-то так.
– Помогите! – закричала Олимпиада.
* * *
…На работе все стало значительно хуже, чем было, – Олимпиадапоняла это, едва только открыла дверь в комнату, где сидели «рядовыесотрудники» пресс-службы, которым не полагались отдельные кабинеты.
Несмотря на то что время было только начало одиннадцатого и,соответственно, рабочий день начался всего семь минут назад, комната была полналюдей. Все живописно размещались на столах и стульях – все двенадцать человек,вот какой огромный штат могла позволить себе пресс-служба металлургическогохолдинга! – а в центре стояла Марина Петровна в коричневом костюме и голубойблузке и что-то горячо говорила.
Олимпиада расслышала только «развал работы», «неуважение кколлективу» и «я не позволю!».
Было совершенно ясно, что говорят о ней, и ничего хорошегоне говорят, вон Никита мнет в пальцах сигарету, а делает он это только тогда,когда нервничает, похоже, дело плохо! Никто не предупредил ее о том, что с утрабудет собрание, значит, все уже решено.
Она, скорее всего, уже безработная.
Когда Олимпиада вошла, стало тихо-тихо, и Марина Петровна,остановленная тишиной, оглянулась и замолчала.
Олимпиада стояла в дверях.
– Доброе утро, – сказала она всем. – Здравствуйте, Марина.
Начальница молчала, и, боже мой, как ненавистны былиОлимпиаде все эти показательные выступления, выразительное молчание, бровидомиком!…
– У нас собрание? – она начала заводиться. Кроме того, терятьбыло решительно нечего. – Как же это я опоздала! А о чем речь? Опятьпресс-релизы разослали, а публикаций нет?
Марина Петровна еще помолчала, а Никита издалека покрутил увиска сигаретой – ты чего, ненормальная?! Не понимаешь, что ли, что все затеянопо твою душу?! Остановись, не дразни гусей.
– Я подожду, пока госпожа Тихонова покинет помещение, –негромко выговорила Марина Петровна. – Не думаю, что текущие дела коллективамогут быть ей интересны.
– Да нет, почему же, – сказала Олимпиада злорадно. – Оченьдаже интересны!
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
