Его боевой специальностью стала сабля. Вернее так – его сочли достойным легкого клинка, обращение с которым требует особой скорости и реакции. Успехи Войтана в изучении боевого мастерства заметил даже Кантор – Мастер войны королевства. Через полгода тренировок он заявил кадету, что тому по силам пополнить ряды Голубой стали. Вот только сам Войтан этого не хотел. Он совсем не верил в Энергию, которой тут все были одержимы, он верил только в Судьбу.
Ах если бы он знал тогда, что означали слова отца: "я понемногу буду готовить все к возвращению героя". "Понемногу" у Рекуэльта не получилось. Как обычно, при дворе кроме партии войны, мечтавшей о возрождении прежних традиций, сформировалась и партия мира, которую полностью устраивало новое положение вещей. Началась борьба за влияние, в ход пошли подкупы и взятки. Чтобы успешно вести эти часто тайные дела, Рекуэльту потребовалось много свободных денег. Его торговые операции приобрели небывалый размах и, как вскоре выяснилось, не каждая монета пошлин с них падала в княжескую казну. Когда все вскрылось, разразился грандиозный скандал. Дом Рекуэльтов подвергли таким штрафам, что пришлось распродать часть земель. Коммерческие дела пошатнулись, состояние таяло. Его остаток ушел на суды и тяжбы. О возрождении Школы поединщиков в Ильсингаре пришлось окончательно забыть. Все эти невзгоды быстро подорвали здоровье самого Рекуэльта. Его свела в могилу даже не финансовая катастрофа, а то, что он, отец, не выполнил обещания, данные сыну. Он сам направил Войтана на этот путь и сам же перечеркнул их общие надежды. Через год Рекуэльт скончался от апоплексического удара.
Войтан читал последнее письмо отца, и его сердце сжимала невидимая холодная рука:
"Сынок, я подвел тебя. Но продолжай верить в свою судьбу и идти по дороге, ей начертанной. Судьба пронзает нашу жизнь смыслом. Человек без судьбы – несчастный грешник, набивающий чрево едой и мнящий о себе слишком многое.
Твоя судьба обязательно приведет тебя на Парапет Доблести. Твердость руки поединщика – это сила мысли, низведенная до единого вектора. Можно прожить свою жизнь, ради изучения целебных растений. Можно рассматривать звезды сквозь диковинные приборы. Все это одинаково бесполезно. Трупные черви оценят на вкус знахаря и звездочета и не почувствуют разницы. Поединщик – этот тот, кто управляет своей судьбой. Не опухоль, не внезапный прилив крови к мозгу прерывает его путь. Он сам осознанно ставит в нем точку. Это наивысшее мужество. Удачи тебе, сынок. И прости своего несчастного отца".
Три сестры Войтана к тому времени вышли замуж. Старшая взяла к себе мать. Состояние их семьи подчистую было развеяно ветрами опалы, штрафов и судов. Часть земель конфисковали в казну князя. Он лично принял участие в уничтожении дома Рекуэльтов. В этом присутствовал элемент назидания. Никому не позволено идти против высшей политики. За интриги и козни против правящего дома должна последовать неумолимая расплата, чтобы другие вельможи могли извлечь для себя из произошедшего ценный урок.
Мать написала ему, что может добыть для Войтана место приказчика в одном из купеческих картелей. Предлагала оставить мечты о карьере военного, вернуться в Ильсингар, чтобы по крохам начать восстанавливать их род. Сестры помогут ему. Со временем удастся выкупить хотя бы одно из имений, а дальше – спокойная жизнь, семья, дети.
Войтан с негодованием отверг ее совет. Для него с Ильсингаром было покончено. Прекрасно, что сестры и мать устроены. Это значит, что Боги развязывают ему руки и можно продолжать свой путь без тревоги о ближних.
Тогда же он впервые услышал о Риордане. Его легенда быстро обрастала подробностями, превращаясь в настоящую сказку. Двор и Академия Фоллса с их религией касательно Энергии оказались просто одержимы этой историей. Еще бы – пожалуй на разу до этого божественная воля не отражалась так явно на судьбе одного человека. Его призвали в армию, как врожденного таланта. Наверняка он мучился сомнениями в своем выборе и опасался будущего, которое у большинства поединщиков одно – прекрасная смерть на Парапете Доблести. Но не проходит и суток, как в его голову попадает шаровая молния. Она выжигает на его щеке отметину и это отметина Богов. Риордан обретает новые способности. Он блестяще проводит поединок с Мастером меча и просто уничтожает морально в тренировочной дуэли одного из лучших кадетов овергорской Школы. Ну, что тут еще можно сказать? Многие выбирают судьбу поединщика по зову сердца, но Риордана в их когорту призвали сами Боги. Они же усилили его талант, чтобы показать всем – вот он, будущий лучший воин этого мира.
Когда Войтан впервые услышал эту легенду, то его сердце гулко стукнуло с такой силой, что этот стук отозвался в ушах. Он сразу понял, что их судьбы каким-то образом будут связаны. Эта уверенность накрыла его в мгновение ока. Будущее еще сокрыто туманной вуалью, но их дороги непременно пересекутся. Войтан и Риордан. Даже их имена были в чем-то схожи. Они гармонично произносились вместе.
В Академии Фоллса история Риордана приобрела совсем другое развитие. Получилось так, что Риордан не создал учения, но обрел последователей. Некоторые слабые умы возомнили себе, что тоже могут попросить у Богов толику их энергии. Среди них оказался Манниард – паренек, с которым Войтан сошелся ближе всех за годы обучения в Фоллсе. Эти бедняги пытались притянуть к себе молнию, вылезая с оружием в руках на крыши зданий или выходя с ним же в чистое поле во время сильных гроз. Кое в чем они, безусловно, преуспели. Боги обратили на них внимание. И прикончили каждого выскочку, в том числе и Манниарда.
Войтан с презрением отнесся к подобным попыткам. Боги сами знают, кому и что дают и когда следует это сделать. Стараться выклянчить у них что-то дополнительное – это значит только вызвать на себя их гнев. Поразительно, что священники Фоллса не попытались в приказном порядке прекратить эти самоубийства. Войтан решил, что они сами с любопытством и замиранием сердца следили за тем, как люди дергали Богов за усы. А вдруг получится? Поэтому Войтан позволил себе несколько неосторожных высказываний в Академии, которые привели к тому, что его быстро выставили оттуда за дверь. Он воспринял свое отчисление с философским спокойствием. Это было неизбежно. В ряды Голубой стали он вступать не собирался, а плата за его обучение перестала приходить. Так что его все равно бы отчислили по этому поводу или по другому.
Новости из Овергора доходили до Фоллса с задержкой. И надо же было такому случиться, что через некоторое время
