заглядывая мне в глаза.
— Аня, что с тобой происходит? Ты в порядке? — улыбается тритон.
— Вы не заказали мне мясо, Герман Игоревич.
— Я забыл.
Мы одновременно берёмся за столовый прибор и тянем его каждый в свою сторону. Стукаемся лбами. Удивительно, но в глазах Белозерского сплошная нежность. Разве он не должен злиться?
Как это ни прискорбно, но пора признать, что теперь он всегда относится ко мне по-особенному. И, честно говоря, я держу расстояние, отбиваюсь и всё такое, но уже и забыла, каким он был до этого. Порой он такой, прости господи, лапочка. Он постоянно рядом, встречает и провожает с работы, никаких женщин, гулянок и подозрительных друзей. Он просто идеальный, и с каждым днём я влюбляюсь в него ещё больше.
— Как можно было забыть то, что вас попросили сделать пять минут назад?
— Сейчас закажу, солнышко, не злись. — Потянувшись, без спросу чмокает меня в губы.
Совсем обнаглел. Фыркнув, отстраняюсь, а Герман смеётся. И садится ровно, отобрав у меня вилку.
Щёлкает пальцами, подзывая официантку, говорит про мясо.
А я сижу и не дышу. Дело в том, что кроме сумасшедших гастрономических желаний у меня появилась ещё одна неуёмная жажда. Я хочу своего мужа, ну то есть фиктивного мужа. И, несмотря на все наши ссоры и то дурное видео, я бы с удовольствием осталась с ним наедине.
Поэтому, чмокнув меня под столом, он как будто обжёг огнем. Аж кипит во всех местах.
Деловые беседы продолжаются. Аромат туалетной воды Германа дурманит, собеседник раздражает, я несколько раз хожу в туалет и подышать. Официант тащит мясо. Смотрю на огромный кусок с листиками петрушки по контуру и понимаю, что теперь мне нужно мороженое.
— Что-то я уже не хочу мясо. Может, закажем мороженое? — Брезгливо отодвигаю тарелку одним пальчиком.
Пентюхов, с которым Герман мечтает заключить очень важный долгосрочный договор, начинает громко ржать.
— Когда моя жена была в вашем положении, она заставляла меня жарить ей лук по ночам.
Герман медленно ко мне поворачивается.
— В каком таком положении?
— Да она ж у тебя с икринкой, Герман. Пара месяцев туда-сюда, и пузо на лоб полезет. Душно ей, дурит, с едой развлекается. Все признаки налицо.
Испугавшись, округляю глаза от удивления, будто это не обо мне. Мужик, рассмеявшись, уходит на улицу портить воздух, а мы с моим супругом остаёмся наедине.
Вдавливаю голову в плечи. Если он начнёт орать, то я его стукну. Я смогу, меня сейчас всё бесит, правда, одновременно всё умиляет и нравится, но я всё равно его тресну.
— Это что, правда? — улыбается Герман, да так широко, что всё равно хочется треснуть.
Встаёт. Поднимает меня за подмышки. Резко хватает в объятия, жмёт к себе. Начинает целовать без разбору.
— Всё, теперь ты точно никуда не денешься. Как же хорошо получилось!
— Босс, ну вы же ни черта не разбираетесь в детях, откуда такая радость? Они будут орать, писать, вонять! Кричать «а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!» среди ночи, потому что у них носочек с ноги сполз.
— Аня, заканчивай! Сколько можно мне выкать? Мы вон уже размножились, а ты всё по протоколу. — Жмёт, гладит, обнимает. — Вот ты уже правильно мыслишь, во множественном числе: «Будут» — значит надолго всё это у нас, с перспективой дальнейшего размножения.
А я анализирую его прикосновения. Чуточку хмелею и плыву. Ой, как же приятно. Боже мой. Он такой сильный, такой мощный. И я так давно нуждаюсь в нём. Гад, конечно, ящерообразный, но я не могу перестать жаться к нему в ответ. Ух-х-х. Прям аж голова кружится.
— Они будут писаться, потому что их двое, босс.
Герман замирает.
— В смысле?
— Ой, я хотела скрыть от вас беременность, выдурить у вас обещанную квартиру, тихонько зажить матерью-одиночкой с двумя детьми, а в итоге…
— Их там несколько, что ли? У нас будет двойня? — глупо таращится Герман.
Никогда не видела у него настолько идиотского выражения лица. Ой, представляю, как он будет возиться с малыми и смотреть на них вот так же, у них же случится задержка в развитии.
— Да, Герман, придётся с тобой сблизиться и перейти на ты, раз уж мы беременны, да ещё двойней, — недовольно жму губы, а сама уже вовсю наглаживаю его рельефные руки. — Позволить тебе увеличить мою зарплату и м-м-м…
Он не даёт договорить и страстно впивается в мои губы. Нам кто-то свистит. Точно улюлюкают. И, несмотря на всю глубину моей неприязни и ненависти к тритону, я обалдеваю от нашего первого за долгие дни разлуки поцелуя. Аж слюнки текут от предвкушения.
Приятно, чёрт его дери.
Глава 68
— Отлепись от своей секретарши, Герман, и подпиши бумаги.
Сегодня очень важный день для нашей организации, мы открываем ещё один филиал.
А я не могу думать ни о чём другом, кроме того, что у нас с Нюрасей будут дети. Кабздец. Я счастлив как пацан.
Не обращаю внимания на слова отца. Сбежал из-за стола переговоров и трусь возле жены, пока она разбирается с сахаром и чашками. У неё всё валится из рук, а я, вместо того чтобы сделать замечание, наклоняюсь к ней и вдыхаю аромат волос.
Мать моих детей. Моя жена.
Даже не думал, что меня может так сильно крыть по этому поводу.
Она всё время бурчит и вредничает, но это нормально в её положении.
— Я всё перепутала, Герман, — озадачено шепчет Аня.
— Плевать. — Убираю её волосы за ушко.
— Ну как же? Соль насыпать в кофе — это плохо. К ссоре.
Она стала другой. Какой-то интересной и загадочной. Её хочется защитить от всего мира. Ухмыльнувшись, помогаю ей вылить кофе в стоящую рядом вазу. Начинаем всё по новой.
— Люблю тебя, Ань.
Поворачивается ко мне. Оглядывается, словно проверяя, вдруг кто услышал.
— Нашёл время, Тритон Игоревич.
Смеюсь. Да плевать мне на всех. Мы только что были на УЗИ, и я видел своих детей. Это так чудовищно волнительно. А ещё я слышал их сердцебиение. Они тарабанили, перебивая друг друга.
— Ты вещи собрала?
— Не помню. Я теперь ничего не помню. У меня скорость реакции стала как у улиточки.
— Ладно, поедем к твоим и разберёмся.
Помогаю ей сделать кофе, после чего сажусь за стол. Отец