влетели в дела, где такую фамилию, как они, приносят в жертву, даже не задумываясь. Более того, раздавливают походя. И это двойственное ощущение, большой удачи и столь же большой опасности… Оно действовало, словно боевой коктейль. Симеон Рабулей поймал себя на том, что нервно постукивает по подлокотникам капитанского кресла.
— До контакта двадцать два клика! — доложил Хьюго Форкас.
Голос сорокалетнего мужчины, отца троих детей, который с шестнадцати лет ходит в походы, слегка подрагивал. И Симеон понимал его. Все сейчас видят, что фамилия делает что-то очень… Объемное. Даже могучее.
— Перестроиться! — сухо приказал Рабулей. — Ганшипы вперед…
… Флот преодолел выставленный противником заслон, даже не особо задержавшись. Ганшипы заслона не могли выдать серьезный вес залпа, а вот Дзёхофу, Киуошо и корвет Ферокса Рабулея, как раз очень даже могли. В промежутках между залпами корветов не давали расслабиться ганшипы. Этот этап боя прошел как раз совершенно классически. Совмещенные залпы, когда все корабли долбят какой-то один корабль, выбивание в первую очередь самых слабых и поврежденных. Акри же, добравшись до крейсера, закрутили Карусель, не давай крейсеру оторваться и уйти в прыжок. А сбоку за крейсером с азартом гналась эскадра Рабулеев.
Именно они первыми и вступили в бой, сменяя израсходовавших топливо акри. И пока остальные корабли добирались до последнего бойца флота системы, Рабулеи устроили эффектную перестрелку. Разумеется, даже два корвета и четыре ганшипа крейсеру не особо противник. Если бы только они были, крейсер бы не стал никуда сбегать. А просто бы развернулся и расстрелял всех. Двенадцать орудий ГК, это и есть как несколько ударных корветов. И это только в поворотных башнях двенадцать. А еще есть несколько орудий большого калибра курсовых.
Но сейчас исполину сильно не повезло. Эскадра Рабулеев, словно гончие, лишь не давали зверю убежать. На маневры крейсера они оперативно реагировали, не давая противнику повернуться к ним носом и задействовать всю мощь орудий. Но отбегали так, что могли быстро вернуться. А вскоре до крейсера добрались охотники.
Пять корветов — это уже и для крейсера много. Плюс и ганшипы не забывали всаживать плазменные заряды в щиты крейсера. И сколь бы емкой не была батарея, через двадцать с лишним минут непрерывного обстрела истощиться и она.
Но и атакующим не было сладко. Крейсер тоже стрелял. И попадал. Вот вывалился из строя один из двух ганшипов клана Хайфоро. Второй корвет эскадры Рабулеев встал перед флагманом, у которого истощился щит.
Плазменные заряды непрерывно пересекали пространство между кораблями и, когда они попадали в щиты кораблей, по тем пробегали радужные разводы. Но если преследователи могли делать маневры и уворачиваться от зарядов, то по туше крейсере промазать было крайне сложно.
В конце концов, очередные слепяще-белые шары зарядов ГК не встретили на своем пути щит крейсера. На корпусе исполина расцвели цветки разрывов. И тут же преследующая эскадра пошла на сближение, непрерывно стреляя, выбивая орудия ГК, орудия непосредственно обороны. А три ганшипа, до поры прикрывающиеся корпусами больших собратьев, чтобы сохранить заряд батарей для щитов, рванули вперед…
… — Остановите ваших абордажников, — на голоэкране в такт. зале Киуошо, Татамо Хименей смотрел на усталое породистое лицо капитана крейсера.
И даже сдаваясь, он говорил так, словно делал одолжение.
— Я давал вам возможность избежать боя, — спокойно ответил адмирал Татамо.
— Давайте не будем ничем меряться, — поморщился тибритец. — Никому не нужны лишние жертвы. Мы деактивировали орудия и щиты. Мы сдаемся. Вы победили… На этот раз…
* * *
Двенадцать часов спустя. Корвет «Киуошо». Ангар акри
Бледно-голубой свет двойной звезды проникал в ангар через открытые ворота ангара, в проемах которых слегка мерцали силовые барьеры. Денис, стоя спиной к воротам, смотрел на лица людей, лежащих в ряд на полу ангара. Шестьдесят два человека. Абордажники, члены команд. Пилот. Вместо некоторых лишь их вещи.
Ёсинори Татеяма. Помниться, он все никак не мог привыкнуть к огнестрелу. Мураё Мунето. Денис ему лично поправлял шлем, когда начались те тренировки, на Гунтае.
Нобу не отрываясь смотрит на своих. Ему еще тяжелее, он знал их с детства. Ракато Саюри. Сакато Таккай. Угуро Сюмин, Хубаро Стай.
Сикога Мая. Пилот. Рядом с ней стоит напарница, невидящим взглядом смотря на своего ведущего. На лице Маи пустотный ожог. Шлем ее авака треснул, но убило ее до этого. Прямое попадание в кабину. Поэтому тело девушки и прикрыто, потому что ниже груди месиво.
Единственный выживший из команды БДК-02. Парень стоит неловко, он тоже легко не отделался. И смотрит на четверых своих бывших сослуживцев. Они все были добровольцами, они знали, на что шли. Но легче от этого не становится.
Мужчины и женщины. Они пошли за своим главой. И он привел к смерти. Да, Денис прекрасно понимал головой, что жертвы на этом пути неизбежны. И они уже были. Погибали абордажники, пилоты, члены команд. Но…
Денис специально не отводил взгляда. Он переходил, вглядывался в лица. Он должен помнить. Должен всегда понимать, какова цена. Это тоже Путь. И эта память будет держать на нем, не давая распыляться, раствориться в личных страстях.
За Денисом шли остальные. Шел Нобу, сильно хромая на левую ногу. Шла Райви, Шень. Аями. Когда Кусаби дошел до последнего, все командиры выстроились напротив погибших. Напротив тех, кто был их сослуживцами.
— Ваш Путь был достойным! — зазвенел в ангаре голос Татамо Хименея. — Честь с вами! Хаккай Теннай!..
Уйти молодым — это судьба воина. Таков его Путь. С великой славой или в забвении, ярко или безвестной единицей потерь, воин живет не для того, чтобы его имя высекалось на памятниках. Он живет, чтобы пройти тот Путь, который он САМ выбрал. Это понимание недоступно людям, которые не сжимали рукоять меча, не падали в десантном боте сквозь огненную бурю. Не смотрели в лица павших друзей.
Воин, идущий по Пути, обладает истинной свободой. Даже смерть не может сломить его решимость поступать так, как это нужно. Воин всегда идет… к смерти. Поэтому его невозможно сбить с Пути низменными страстями.
