— Да. Ему помог один из слуг Танфорда, — добавил Гарольд. — Скорее всего, он работает на сэра Джеймса. Слуга подкупил одного из охранников, переодел нас в эту одежду и сегодня утром вывел за ворота.
— Мы не знали, что и думать, когда этот человек пришел к нам и рассказал свой план.
— Поначалу боялись, что это козни герцога, который, дав нам, возможность бежать, потом сурово наказал бы. У него появился бы хороший довод.
— Сомневаюсь, что для этого ему понадобился бы повод, — Алина снова обняла родителей и крепко прижала их к себе. — Я так волновалась. Сегодня утром Джеймс изрядно насолил герцогу и тот понял, что я рассказала правду. Я так боялась за вас.
— Вот, значит, почему он не мог вызволить их раньше, — вступила в разговор Джемма. — Сэр Джеймс не хотел вызывать у Танфорда никаких подозрений-до того, как тот отправится во дворец.
— Конечно. Это же понятно, — лицо Алины озарила радостная улыбка. Джеймс не проверял и не наказывал ее, все его действия были логичны и последовательны. Хотя она поступила с ним подло, он спас жизнь ее родителям. Из-за этого Джеймс даже лишился своего человека в доме Танфорда, ибо, после случившегося, тот вряд ли мог вернуться. Более того, он не отказался от нее в разговоре с королем, а подтвердил, что она его жена. Разве это не доказательство, что Джеймс все так же любит ее?
Улыбнувшись родителям, Алина сказала:
— Мне надо ненадолго отлучится. Я скоро вернусь.
Выскочив из залы, она побежала искать мужа и нашла его в кабинете. Сосредоточенно нахмурившись, Джеймс читал книгу.
— Джеймс!
Звук голоса жены заставил его оторваться от своего занятия. На лице застыло выражение усталости и печали, а в глазах читалась бесконечная боль. Но очень быстро это выражение сменилось полным равнодушием.
— Кла… Алина. Чего ты хочешь? Она быстро подбежала к столу, за которым сидел Джеймс, в глазах блестели слезы.
— Я пришла, чтобы поблагодарить. Ты спас жизнь моим родителям. Если бы ты знал, как я тебе благодарна!
Когда Алина подошла к нему еще ближе, Джеймс встал из-за стола. Она взяла руку мужа и поднесла к своим дрожащим губам.
— Спасибо тебе. Спасибо. Ты такой хороший. Такой добрый.
— Я едва ли мог оставить родителей жены в плену у Танфорда. Он нашел бы способ обернуть это против меня.
— Значит, ты все же считаешь меня своей женой? — Алина подняла на Джеймса мокрые от слез глаза. В ее душе сверкнул лучик надежды.
— Нет, не думай, что мое отношение к тебе изменилось к лучшему, — резко ответил Джеймс, выдергивая руку из ладони жены и отходя. — Ты предала меня, обманула. Я не смогу простить тебя!
— Но я не хотела этого! — почти закричала Алина, по ее щекам катились слезы. — Я люблю тебя!
Повернувшись, Джеймс презрительно усмехнулся.
— Ах, эти слова! Ты боишься того, что я могу с тобой сделать, а потому будешь говорить все, что угодно. Теперь я прекрасно знаю, как искусно ты умеешь лгать и, какие бы слова любви ни слетали с твоих уст, меня больше не проведешь.
— Но я говорю правду, — Алина судорожно сжала руки, чувствуя, как сердце колотится все сильнее, грозя в любую минуту разорваться на кусочки. Каждое слово, которое говорил Джеймс, больно ранило в самое сердце. — Мне нелегко было лгать тебе. Разве что поначалу. Мне даже нравилось играть роль высокомерной надменной леди. Но позже, когда узнала тебя лучше, узнала твою семью, я возненавидела себя за то, что делала. Мне все труднее было говорить неправду, потому что я полюбила тебя. Но очень боялась за родителей. Что еще оставалось делать?
— Ты могла рассказать мне правду, — резко ответил Джеймс. — Разве я не вызволил только что твоих родителей?
— Я не знала ни о том, что ты можешь их спасти, ни о том, что ты вообще попытаешься это сделать. Я боялась твоего гнева, боялась, что ты взглянешь на меня так, как смотришь сейчас, словно видишь не меня, а червя под ногами.
— Я был дураком! — вскипел Джеймс, изо всех сил ударив кулаком по столу. — Я доверил тебе свое сердце, хотя прекрасно знал, чем это может кончиться. Женщина способна самого храброго мужчину превратить в последнего труса, а умного — в глупца. Я поклялся, что со мной этого никогда не произойдет, и был уверен — никогда не позволю женщине одержать надо мной верх.
— Я люблю тебя, — в отчаянии плакала Алина. — В этом я никогда не лгала!
— Все, что я знаю о тебе — ложь. Я даже не знал твоего настоящего имени. Женщина, которую, мне казалось, я полюбил, была волшебницей, феей. Я полюбил леди Клариссу — и кто же она такая? Где она теперь?
— Ты полюбил меня, — упрямо твердила Алина, начиная злиться. — В твоей постели была только я. Леди Клариссы там не было. Ты просто не хочешь признать, что полюбил простую танцовщицу, а не знатную леди, как тебе хотелось. Я не могу смыть пятно с твоего происхождения, только могу сделать это пятно еще больше. Поэтому и не представляю для тебя ценности.
— О нет, это далеко не так. Твоя ценность заключается в очень суровом уроке, который я заслужил. Ничего, в другой раз буду умнее, — повернувшись, Джеймс отошел от Алины. — Мы подождем несколько дней. Может показаться странным, если я, только что представив жену королю, на другой день отошлю ее из Лондона. Но через неделю велю сэру Брайану и другим рыцарям проводить тебя и твоих родителей в Бофорт Плейс. Стивен и Гвендолин присмотрят за вами, пока я не решу, как с тобой поступить. Ты пошла на обман, выйдя за меня замуж и назвавшись леди Клариссой. А это обстоятельство делает наш брак недействительным.
— Да, я понимаю, — Алине невыносимо было слышать, что Джеймс разговаривает с ней, как с абсолютно чужим человеком и собирается отослать. Лучше бы накричал, даже ударил. Только не обращался с такой холодностью.
У Алины оставался только один козырь, который мог вернуть мужа. Если Джеймс узнает, что она носит его ребенка, то, может быть, и не станет отсылать. Не станет аннулировать брак, ибо не захочет, чтобы его ребенок был незаконнорожденным, как он сам. Это был единственный, оставшийся у Алины козырь, но она знала, что не сможет его использовать. Если Джеймс что-то решит, то пусть решение основывается на его отношении к ней, Алине. И пусть решает сам, перевесит ли любовь ее незнатное происхождение и ложь. Она не станет прикрываться ребенком.
Так ничего и, не сообщив о новой жизни, зародившейся в ней, Алина тихо сказала:
— Хорошо. Утром, я буду готова к отъезду.
Потом повернулась и вышла.
Последующие дни оказались для Алины столь горестными, что она невольно обрадовалась, когда пришло время покинуть Лондон. Все труднее, было оставаться под одной крышей с Джеймсом, видеть его и общаться как с чужим. Они встречались только за обедом и ужином и, хотя сидели рядом, практически не разговаривали. Джеймс почти не смотрел на жену и обращался к ней только в случае крайней необходимости. Каждый раз, когда они сидели так близко, сердце Алины замирало. Она почти ничего не ела, тошнота, вызванная беременностью, и переживания полностью отбивали аппетит.
