Гитлером в «Майн Кампф»40. Речь идет о пунктах 4, 5, 6 и 8 партийной программы, сформулированных следующим образом:
Пункт 4: «Гражданином Германии может быть только тот, кто принадлежит к германской нации, в чьих жилах течет немецкая кровь, независимо от религиозной принадлежности. Ни один еврей не может быть отнесен к германской нации и являться гражданином Германии».
Пункт 5: «Тот, кто не является гражданином государства, может жить в Германии только как гость, он подчиняется закону об иностранцах».
Пункт 6: «Право участвовать в голосовании по вопросам управления и законов государства обладает только гражданин государства. При этом мы требуем, чтобы любая публичная должность, независимо от ее содержания, как в масштабах рейха, так и — земли или общины, занималась только гражданином государства. Мы боремся с коррумпированным парламентским головотяпством — занятием должностей лишь по партийным соображениям, без учета характера и способностей претендента».
Пункт 8: «Запрещен в дальнейшем въезд в страну лиц негерманской национальности. Мы требуем, чтобы все лица негерманской национальности, въехавшие в страну после 2 августа 1914 года, немедленно покинули рейх»41.
Напротив, пункты 9, 10, 15, 17, 20 и 21 Гитлер, что характерно, не упомянул. Они опирались на Веймарскую конституцию Германии, которую он после 1933 года больше не признавал и не использовал, а пункты 3, 5, 14, 16 и 2341, совершенно очевидно, появились под влиянием представлений, изложенных радикальным пангерманистом Генрихом Классом в своей книге «Если бы я был кайзером»42.
Гитлер, всегда называвший государство «свободным», и начавший, придя к власти, так же единолично проводить внешнеполитические мероприятия, как он поступал с внутриполитическими, уже в «Майн Кампф» не оставил никаких сомнений, что он стремится не к авторитарному, а к тоталитарному режиму. «Если хотят попытаться, — писал он, — превратить в действительность идеальный образ народного государства, то необходимо… искать новую силу, желающую и способную начать борьбу за этот идеал. Поскольку первая задача не означает создания понимания, что такое народное государство, а — устранение существующего еврейского государства как это часто было в истории, основная трудность заключается не в определении форм нового состояния, а в подготовке места для него43. Предубеждения и интересы соединяются в сомкнутый строй и пытаются всеми средствами помешать победе неудобной или угрожающей им идеи… Существующее состояние не может быть устранено простым разговором о будущем. Потому что нельзя думать, будто сторонники или даже извлекающие пользу из уже существующего состояния будут обращены в новую веру одной только констатацией необходимости нового. Скорее наоборот, сторонники двух точек зрения останутся рядом друг с другом, и при этом так называемое мировоззрение окажется на той стороне, из рамок которой оно больше не сможет возвыситься. Потому что мировоззрение нетерпимо и не может довольствоваться ролью “находящегося рядом с другим ”, а властно требует своего исключительного и безоговорочного признания, а также — полного изменения всей общественной жизни, в соответствии со своими идеями. При этом оно не может терпеть одновременного сосуществования со старым состоянием.
…Политические партии склонны к компромиссам, мировоззрения — никогда. Политические партии всегда считаются с политическими противниками, мировоззрения провозглашают свою непогрешимость»44.
Когда Гитлер спустя ровно десять лет после написания всех этих поучающе сформулированных утверждений оказался в состоянии претворить их в действительность, то с самого начала столкнулся с тем, чего он не ожидал. 30 января 1933 года он и его правительство пришли к власти не путем революции, а «легально», как призванный президентский кабинет, в котором НСДАП представляла сильнейшую политическую партию рейхстага45, причем в кабинет от национал-социалистов вошли только: Гитлер как рейхсканцлер, Фрик как имперский министр внутренних дел и Геринг как министр без портфеля и имперский комиссар прусского Министерства внутренних дел, к которым позднее прибавились д-р Геббельс (март 1933 года), Эрнст Рём и Рудольф Гесс (конец 1933 года) — в ходе унификации партии и государства.
«Победа партии означает смену правительства, — заявил Гитлер 19 марта 1933 года и программно продолжил в духе своего учения, сформулированного десятью годами ранее в “Майн Кампф”, — Победа мировоззрения — это революция, глубоко и существенно преобразующая всю жизнь народа»46. Уже в книге было очевидно, что, говоря о «глубоком и существенном преобразовании», он имеет в виду вовсе не революционное изменение социальной структуры, а лишь расово-идеологическую переделку и полное перевоспитание мировоззрения. Но поскольку лишь немногие немцы действительно знали содержание книги «Майн Кампф», большинство его «соотечественников и соотечественниц» (Volksgenossen und Volksgenossinnen)47 ожидали от того, кто, начиная с 1919 года, постоянно, громко, упрямо и сердито выступал, кого в 1934 году из-за его необычной политической карьеры и национал-социалистической пропаганды, по крайней мере в рейхе и на особенный лад, знал каждый ребенок, что Гитлер всегда будет своевременно и «национал-социалистически прямолинейно» говорить, что он собирается делать и как будет поступать в том или ином случае. Поэтому не только его критики потом спрашивали себя, куда он нацеливается и что он фактически собирается делать, когда он, ставший уже значительно более зрелым и опытным политиком, чем в 1925 году, перестал открыто говорить о своих подлинных намерениях так, как это делал прежде в «Майн Кампф» и бесчисленных речах.
Несмотря на книгу, все речи и пророчества Гитлера, в том числе — в «личном кругу», в его пути как политика кое-что фактически непонятно, многое — противоречиво, а что-то — случайно. Когда он, например, после Первой мировой войны, когда разбитой Германии, которой, вследствие ее нестабильности и инфляции, иностранные государства отказывали в предоставлении займов, не удалось добиться разрешения признать на мировом рынке свободный обмен товарами в качестве законного платежного средства, а 11 января 1923 года французские и бельгийские войска заняли Рурскую область, повел себя так, что даже самые верные сторонники НСДАП были сбиты с толку. Если весь правый фронт и левые радикалы, в этой ситуации внезапно выразившие готовность к совместным действиям с крайне правыми, потребовали от правительства Куно превратить провозглашенное им «пассивное сопротивление» — в активное, Гитлер со своей партией, располагавшей в это время самыми сильными ударными формированиями — насчитывавшими около 6000 человек Штурмовыми отрядами (СА), остался в стороне. К удивлению своих сторонников, он заявил, что каждый, кто примет участие в «активном сопротивлении» против оккупационных войск, будет выброшен из партии. Едва ли кто-либо понимал, чего хотел Гитлер, каков его тактический замысел. Два года спустя, в «Майн Кампф», он открыл всем, что этот кризис, по его мнению, создал особенно благоприятную предпосылку для того, чтобы «окончательно положить конец» «марксистским изменникам родины и губителям народа»48,
