ещё сильнее превращали пятна в бесформенное пульсирующее нечто. И оно все крутилось, крутилось, крутилось…
— Ну здравствуй, Баха, — прозвучало совсем рядом и я испугалась, сжалась в комочек и замотала головой: "Я не Баха… Я не Баха…"
Что-то холодное коснулось моего лица, а голос обдал новой порцией страха:
— Как здоровье, Баха? Как жена? Как дочь? Я рад, что все хорошо. Пока что хорошо.
И от негромкого, пугающего до дрожи, смеха гул в голове вышибло, словно пробку из бутылки шампанского, а меня бросило в ледяной пот.
— Баха, ты же знаешь, что я не люблю, когда кто-то бросает слова на ветер. Да, дорогой, ты все правильно понял. Именно про тебя. Не хочешь позвонить дочери и узнать как у нее дела в школе? Она ведь сейчас как раз должна выйти с урока? Позвони ей, я подожду пять минут и перезвоню.
Я заплакала. Тихонечко. Боясь, что обладатель этого голоса заметит мои слезы и его гнев станет сильнее.
— Как хорошо, что сейчас есть телефоны, — усмехнулся голос, а потом прошелестел, — Баха, ты ведь не хочешь, чтобы в следующий раз ты или твоя жена услышали мой голос в ответ? Молчишь, Баха? Не хочешь? Тогда почему твои люди толкают наркоту в клубе моего сына? Как это ты не знал? Может быть ты забыл наш уговор или решил, что кто-то впишется за тебя после такого? Не думаю, что найдется хоть один отморозок, для которого мое слово покажется пустым звуком против твоего “я не знал”. Нет, Баха, это не угрозы. Это последнее предупреждение. И ты догадываешься, что больше разговоров не будет. Да, дорогой, обязательно поговори. Поговори так, чтобы каждая твоя шавка знала на чью территорию не стоит лезть. Ты же не хочешь позвонить дочери и услышать мой голос вместо ее?
Глава 39. Фил
— Марк… Ты ведь ничего такого не сделаешь?
Инга побелела, когда отец только начал разговаривать с Бахой, а к концу звонка буквально сжалась в комок. Батя ничего не ответил. Проигнорировал вопрос, ответ на который был очевиден. Только взгляд, которым он одарил Ингу, ничего хорошего не предвещал. И даже стало смешно от того, что Инга за несколько лет ещё на поняла — любая фраза, сказанная отцом, никогда не звучит просто так. Видимо ей впервые довелось увидеть, кто такой батя на самом деле и воочию узнать почему его фамилия в городе кого-то пугает больше самых страшных ночных кошмаров. Смешно и в то же время жалко — своим вопросом она лезла туда, куда здравомыслящий человек сунется один раз, а потом лишится головы. Даже маме не приходило на ум оспаривать решение отца или диктовать, что ему можно делать, а что делать не стоит.
"Психологиня, лучше не отсвечивай!" — мысленный совет, подтвержденный рыком:
— Не лезь!
И если до этого момента видимость спокойствия у бати была, то сейчас…
— Папа…
Жалкая попытка вывести Ингу из-под удара. Да, она мне не нравится, но… Блядь, она тут огребет просто ни за что. И я снова прошу:
— Папа…
— Как она? — коротко спросил он, не поворачивая головы. Брезгливо распорхал по столу маленькие пакетики с разноцветными таблетками, найденные в сумочке парня в трусах, и тот затравленно икнул, вжимаясь в спинку стула.
— Вроде лучше, бать.
— Вроде лучше, — повторил он. Кивнул Гуре и тот, встряхнув парня, поднял его на ноги. — Мальчик, ты выбрал явно не то место и не ту карьеру.
— Я… я… я… больше… — простонал тот в ответ, мелко подрагивая. — Я больше не буду.
— Конечно не будешь. Ты теперь много чего не будешь. Спать спокойно не будешь, есть, пить… Дышать и то будешь с оглядкой. А знаешь почему?
— Д-д-д-а.
— Молодец. Ещё не совсем сторчался, — батя развернулся и наконец посмотрел на меня, — Он тебе нужен?
Вопрос, от которого у меня подступил комок к горлу, а парень тихонько завыл. Вопрос, заданный так, словно сейчас решается, что делать со старым свитером. Можно отложить, а можно выкинуть без сожаления на помойку. Вот только помойка будет совсем не фигуральной.
— Это твоя женщина, Филипп, — негромко произнес отец, рукой пресекая открывшую было рот Ингу. — И от твоего решения будет зависеть можно ли кому-то обижать твою женщину. Можно ли гадить в твоём доме и трогать твоих детей…
Я молчал, а он втолковывал мне те истины, по которым жил сам. Жёсткие, циничные, жестокие.
— Волк… — еле слышно позвала Рита. Нащупала мои пальцы и снова провалилась в небытие.
И у меня перед глазами появилась кровавая пелена. Она застилала их, накачивая ненавистью к тому, кто посмел тронуть моего Ангела и сделать ей больно.
— Он мне не нужен, — прохрипел я без сожаления. Посмотрел на взвывшего парня, на пакетики на столе и повторил, — Он мне не нужен.
— Решай, что с ним делать, Филипп.
— Фил, — неуверенно произнес Клейстер, молчащий до этого момента.
— Не лезь, Макс, — прорычал я. Подошел вплотную к трясущемуся парню и физически ощутил его страх. Липкий, мерзкий. — Гуря…
— Да, босс.
— Дай мне свой ствол.
— Босс…
— Ствол!
В подставленную ладонь опустилась холодная вороненая сталь и я посмотрел в глаза парня. Упер дуло ему в лоб и щелкнул предохранителем. От этого звука он дернулся назад, но Гуря тут же вернул его обратно.
— Это мое последнее предупреждение, — разделяя слова прошипел я. — Больше разговоров не будет. Кивни, если понял.
Парень судорожно кивнул и снова вздрогнул — я медленно перевел предохранитель в обратное положение.
— Собрать все дерьмо и вместе с этим отвезти в ментовку. Если по пути он пару раз случайно упадет…
— Понял, — кивнул Гуря, забирая пистолет. Убрал его в кобуру и встряхнул паренька, — Собирай свое. Быстро!
— Д-д-д-а… К-к-к-о-не… — он стал суетливо сгребать пакетики в сумку и, прижав ее к груди, просипел, — Извини…
— Нет.
Я потерял счёт времени. Молча сидел на краю кровати, сжимая ладошку Риты, и ждал. Не мог отойти от нее, боялся, что она вот-вот проснется, а меня не будет рядом. Только когда Гуря вернулся и, отчитавшись отцу, ушел, я спросил:
— Ты бы дал мне его убить?
— Инга, выйди, пожалуйста, нам с сыном нужно поговорить.
И на этот раз она не сказала ни слова, не осталась, чтобы посмотреть на наш разговор со стороны. Встала и ушла, а батя подошел ко мне:
— А ты готов был его убить?
— Ты ведь этого хотел? Хотел, чтобы я стал таким же, как ты?
— О чем ты?
— Ты же нашел того, кто убил маму?
— Нашел.
— И что
