Киваю часто, с волнением.
– Тогда иди, – он старается улыбнуться, но улыбка получается грустной.
Мои ноги прирастают к полу.
– Почему, Брайан? – тихо спрашиваю, заглядывая ему в глаз – серо-голубые с синим кольцом вокруг радужки. Такие были у мамы.
Он вопросительно поднимает брови.
– Почему ты так отдалился? Почему я отдалилась? Почему мы потеряли столько времени? – до боли закусываю губу, чтобы больше не плакать.
Брат протягивает руку и бережно проводит по моей щеке, смахивая слезы, которые всё-таки успели выступить.
– Я виноват перед тобой, Ливи. И перед мамой тоже… – он громко сглатывает, низко опускает голову, разглядывая свои ботинки. – В моей жизни было столько дерьма, Ливи. Столько злости, сожаления… Там не было места для тебя, и мне так… жаль.
Последние слова он говорит очень тихо. Но я вижу, что ему жаль. Его голос пропитан скорбью. А у меня нет желания ворошить прошлое. Я тоже виновата.
Обнимаю его. Порывисто. Буквально стискиваю его в своих объятьях. Меня накрывает ураган чувств, когда брат так же порывисто обнимает меня в ответ. Покачивается из стороны в сторону, словно убаюкивает.
– Времени почти не осталось, Олли, – Брайан отстраняется, прикасаясь губами к моему лбу. – Иди к Киллу, он нуждается в тебе, – он открывает передо мной дверь, и я прохожу внутрь.
Брат подбадривающе подмигивает мне, а потом дверь закрывается.
Мозг требует пару секунд передышки. Внутренний голос подсказывает, что сейчас меня ждёт очередное потрясение, а я никак не могу подготовиться к этому. Однако всё моё естество жаждет увидеть Киллиана.
И я вижу его. Наконец вижу.
Но что-то не так…
Киллиан, ссутулившись, сидит на стуле, взгляд направлен в пол, и он не смотрит на меня, хотя знает, что я здесь.
По коже ползет озноб. Неужели он винит меня? Ведь я поднялась на чёртову сцену. Я так подвела его…
Слёзы вновь обжигают глаза. Чёртовы слёзы, они бесполезны сейчас.
Отклеиваюсь от пола, подхожу к нему. Хватаю его за подбородок, вынуждая смотреть на меня. Но когда вижу его взгляд, полный тоски и раскаяния, у меня подкашиваются колени. Лучше бы он злился на меня, но не был так раздавлен. А он раздавлен, и это моя вина.
– Прости меня, Олли, – нарушает тишину Киллиан, притягивая к себе и усаживая на колени.
Боже, этот день состоит из чертовых «прости». Мы все облажались, раз нам приходится бесконечно извиняться друг перед другом.
– Нет, нет, это ты меня прости, – припадаю к его губам, не давая начать спорить. Долгожданный поцелуй придает мне уверенности. – Это я во всём виновата…
Киллиан прикладывает палец к моим губам.
– Шшш, твоей вины тут нет. Ты просто не была готова ко всему этому, потому что ничего не знала. А сейчас слишком поздно…
– Нет-нет-нет, ничего не поздно, – изображаю грозный вид. – Скажи мне, чего я не знала?
На нём всё ещё костюм, который он надел по случаю банкета, и Килл быстро избавляется от пиджака. Потом расстегивает манжет и закатывает рукав рубашки до предплечья, обнажая замысловатую татуировку в виде креста.
– Тут были слова, Лив, – говорит он тихо. – Плохие слова… для меня плохие…
Киваю. Я помню об этом. Тогда, в машине, я не стала настаивать, а Килл не вдавался в подробности.
– Рэйчел, – тихо говорит он, проводя пальцем по тёмным штрихам. Под ними не видно слов, но он будто читает то, что скрыто. – Рэйчел. Она моя сестра и дочь Лорен – моей матери – и её нового мужа. И я ненавидел эту девчонку, хотя даже не знал её.
Мои руки ложатся на его опущенные плечи. Огромный ком в горле мешает говорить, но этого не требуется.
– Здесь было написано всё то, что я ненавидел, – тихо продолжает Киллиан, обводя пальцем контуры татуировки. – Лорен, Саймон, Рэйчел… Эта дурацкая фраза, которую ты мне бросила. «Ты не для меня» – я ненавидел эти слова. Словно я прокажённый… А я ничего не сделал, чтобы дорогие мне люди покидали меня. Моя мать ушла, и я не знал, в чём моя вина. Ты тоже ушла… Но я не сидел в той машине, там был мой отец. Это он врезался в машину скорой помощи, которая ехала к твоей маме…
Обрушившаяся информация вызывает такое количество боли, что меня практически скручивает. Его отец был за рулём… Вот только какая теперь разница? Важно только то, что Я стала частью его ненависти… Киллиан ненавидел меня!
Боже, он ненавидел меня. На его руке было и моё имя, хоть он и не сказал этого вслух. Он считал себя прокажённым, сделал из себя прокажённого. Все эти татуировки… Боже, что Саймон сделал со всеми нами?…
– Почему ты не сказал мне? Если бы я знала правду, то не уехала бы, – мои слова звучат как жалкое оправдание. Зажимаю рот рукой, сдерживая всхлипывания.
– Я не мог, – он бесстрастно пожимает плечами. – Саймон держал всех нас за горло. Я ослушался его. Влез туда, куда не следовало. Узнал о его грязных фетишах, извращениях… Но я не должен был лезть во всё это. Я лишь искал свою мать… В тот вечер я нашёл не только её… Он маньяк, Олли. Настоящий маньяк…
И вот наконец я узнаю правду. Киллиан рассказывает мне обо всём. О девушке в номере отеля, о том, как мой брат вступился за неё, и как потом Саймон заставил их молчать о случившемся.
Теперь слёзы просто текут по моим щекам от осознания всей суровой действительности. Все мы просто пешки в больной игре Саймона Шоу, и теперь, как никогда, я мечтаю о возмездии.
Глава 34. Суд
Киллиан
Признание пятилетней давности далось мне нелегко. Вроде бы я очистил душу, рассказав Лив правду. Но в то же время мне казалось, что я подвергаю её жизнь ещё большей опасности.
И всё же я жалею, что не сказал ей раньше. Боялся её реакции, но, как выяснилось, зря. Олли восприняла всё с холодной головой и смогла подавить все эмоции. Но её грудь жгло ненавистью – я это видел. Ненавистью к Саймону – в ту ночь пять лет назад он разрушил не одну жизнь. К ситуации – ведь он заставил меня молчать, и Лив ненавидела меня, думая, что это мой глупый поступок забрал жизнь её мамы. А я ненавидел её, потому что она уехала. Теперь я даже себе могу в этом признаться. Я ненавидел Лив, потому что не мог её получить. Не мог быть с ней. А ненависть гораздо лучше, чем ничтожная жалость к самому себе.
Но нет ничего лучше, чем осознание того, что всё в прошлом. Ненависть, ложь, непонимание – мы смогли перешагнуть через это.
Сейчас она всё знает. Правда, мы потеряли пять лет жизни…
Отгоняю эти мысли прочь, вновь возвращая свой взгляд на прокурора. Он вчитывается в документы и передаёт их судье.
Лив написала заявление на Саймона, хотя я не хотел этого. Не хотел, чтобы она врала ради меня, и, чего доброго, за ложь сама попала на скамью подсудимых. Но Брайан убедил меня, что это наш единственный шанс. Она написала…
