находится в моей постели так часто, как он или я хотим, то есть почти каждую ночь. Хотя у него навсегда останутся шрамы от огнестрельных ранений на коленях и плечах, которые причиняют ему сильную боль зимой, а также шрамы на запястьях, он зажил сверх наших самых смелых надежд. Мне больно смотреть на шрамы, но Александр часто говорит мне, что он не возражает против них.
— Это напоминание, мышонок, о будущем, которое я почти потерял. Будущее, которое я никогда не буду считать само собой разумеющимся.
Не имея ни малейшего представления о том, как выглядит настоящая семейная жизнь с мужчиной, я задавалась вопросом, как бы мы с Александром функционировали в отношениях. Но это далось нам легко, мы переключались между его гостиничным номером и моей квартирой, проводили вечера, готовя ужины и пробуя французские вина, или ходили в театр, никогда на балет, или в постели читали друг другу стихи и классические романы при свете лампы. Я думала, что буду скучать по Лондону, городу, который был моим домом всю мою жизнь, но Париж кажется таким правильным, чего я даже и не ожидала. Лондон был жизнью, полной трудностей и бедности, борьбы, печали и страха, но в Париже у меня есть свобода раскрыть себя как взрослую, свобода, которую Александр с готовностью дает мне. Он всегда остерегается, того, чтобы я не чувствовала себя его питомцем, он поощряет меня делать все, что я пожелаю, наедине или с ним. Впервые в жизни я чувствую, что могу по-настоящему расцвести.
Джорджи тоже преуспел. Без финансовых ограничений, комфортного дома и забот о предметах первой необходимости Париж стал его игровой площадкой. Мы с Александром поощряли его изучать в университете все, что он хотел, и я могу сказать, что Александру было приятно, когда он выбрал историю искусств, о чем они с Александром говорили часами. Это заставляет меня задуматься, на что было бы похоже иметь детей от Александра, о чем мы уже говорили. Александр колеблется, боится, что передаст болезнь, которая преследовала его всю жизнь, но никто из нас не спешит. В течение многих лет я чувствовала, что забочусь о Джорджи по-матерински, а поскольку время, когда он уйдет в самостоятельный путь, быстро приближается, я не спешу становиться настоящей матерью. Но, глядя на них двоих сейчас, я легко могу представить Александра с собственным ребенком и нас четверых рождественским утром вместе.
Словно почувствовав на себе мой взгляд, Александр поднимает голову, его голубые глаза мерцают так же ярко, как огни на рождественской елке.
— У меня есть еще один подарок для тебя, Ноэль.
— Что? — Я удивленно моргаю, глядя на него. — Нет, Александр, ты и так сделал слишком много…
Он уже встал с дивана и направляется ко мне с целеустремленной ухмылкой, которую я так хорошо знаю, когда у него есть секрет, который он мне еще не раскрыл. Он лезет в карман и достает коробочку, протягивая ее мне на ладони. Она маленькая, бархатная и красная, и я смотрю на нее, не веря своим глазам.
Это обручальное кольцо? Но… он не стоит на одном колене…
Мы с Александром, конечно, говорили о браке. Это еще одна вещь, по поводу которой он колеблется, боится, что я увижу, будто он пытается снова завладеть мной, предъявить на меня права вместо того, чтобы позволить мне остаться с ним по моей собственной воле. Я, с другой стороны, рассматриваю брак в чисто романтическом смысле, как способ дать друг другу обязательства, выходящие за рамки обещаний, которые мы даем снова и снова. Я очень долго не ожидала такого предложения, определенно не сегодня.
— Ноэль. — Он мягко произносит мое имя, вырывая меня из моих мыслей. — Возьми это.
Дрожащими пальцами я тянусь к маленькой коробочке. Но когда я открываю ее, это не кольцо.
Там, внутри, на красном атласе, лежит ключ.
— Что… — я в замешательстве поднимаю взгляд на Александра. — Что это?
— Ты помнишь тот дом, на который мы смотрели несколько месяцев назад? Тот, с видом на парк, который ты любишь? — Он улыбается. — Он наш, если ты этого хочешь. Там более чем достаточно места для нас троих, пока Джордж не закончит университет, или столько, сколько он пожелает остаться с нами, а потом мы сможем заполнить его книгами, домашними животными или детьми, всем, что ты захочешь, любовь моя. — Он кивает на ключ, его голубые глаза затуманиваются. — Я хотел подарить тебе наш собственный дом, мышонок. Место, которое принадлежит только нам.
— Боже мой. — Я смотрю на ключ, мои глаза наполняются слезами. Я даже этого не ожидала. Я знаю дом, о котором он говорит, прекрасный дом, полный солнечного света, с широко открытыми комнатами, с великолепным видом на Париж и комнатой наверху, идеально подходящей для создания новой библиотеки, вроде той, что мы оставили в старой квартире Александра. Я влюбилась в него, но никогда бы за миллион лет не попросила Александра купить его для нас.
И все же он сделал это.
Пока я смотрю на ключ, слезы капают с моих ресниц, Александр опускается передо мной на одно колено, на его лице светится надежда.
— Возьми и меня, Ноэль, я ничего так не хочу, как того, чтобы ты стала моей женой. Ты уже любила меня в болезни и здравии, в худшем и лучшем состоянии, и я хочу до самой глубины своей души любить тебя так же, до конца наших жизней. — Он протягивает руку, его пальцы переплетаются с моими. — Сегодня утром я попросил благословения у твоего брата, и он сказал "да". Ты выйдешь за меня замуж, Ноэль Джайлс?
Я едва могу говорить сквозь слезы.
— Да, — каким-то образом мне удается, сжимая коробку, наклониться, чтобы поцеловать Александра, когда слезы счастья тоже капают на его щеки. — Да, да, да…
Александр встает, тянется ко мне, притягивает в свои объятия и страстно целует, его пальцы скользят по моим волосам.
— Любовь моя, — шепчет он мне в губы, его рука прижимается к моему затылку, когда я наклоняюсь к нему. — Моя Ноэль.
Джорджи, лежа на диване, издает преувеличенный стон.
— Это романтично и все такое, но…отвратительно. — Он шумно встает, качая головой, когда мы расходимся, смеясь и вытирая слезы. — Я собираюсь исследовать город. Повеселись, ребята.
Едва он выходит за дверь, как Александр снова заключает меня в объятия, зарываясь обеими руками в мои волосы и страстно целуя. С тех пор, как он исцелился от своих ран, мне кажется, что он хотел наверстать те ночи в стократно, когда не мог прикоснуться ко мне. Его руки блуждают по мне так же жадно, как и всегда, скользя вниз по моим бедрам и натягивая плотную ткань леггинсов, пока он прижимает меня спиной к стене,
