Он отправился прямо. Прорулил по коридору, мимо торца родной казармы и вышел в точку, с которой как на ладони открывалась его часть. Пятнадцать лет прошло. Словно и не было их… Бетонный забор оборвался. Слева осталась казарма, содержащая подопытный материал; напротив, через плац – аналогичная. В ней обретался подневольный люд. Молодые, знающие специалисты – микробиологи, врачи, химики – наворованные по всей стране и свезенные в одну точку. Что стало бы с ними через год, два, отработай они свой ресурс? Какая участь? Да незавидная, и думать не надо. Дорожка у молодых одна – барак напротив. И мышья беготня по кругу. И Лешка с ними.
Впереди столовка (Рота – на ужин!.. Барабанный бой, песня льется, ать-два…). Справа – вытянутое здание штаба части. В нем два подъезда, ближний, дальний… Когда-то в тамошнем коридоре он сторожил батальонное знамя, заказывал переговоры с «предками», получал посылки с конфетами… Штурмовики брали все подряд, накатом. Часть утюжила казармы, вырубая тех сереньких, кто оказывал мелкое сопротивление, часть растекалась по штабу, по столовке, по подсобкам. Пальбы не было – вооруженные шокерами надсмотрщики не могли дать достойный отпор тренированным парням. А автоматы имелись лишь у тех, кого уже положили – на КПП. Прочим не полагалось.
Шло к финишу. Выжившую охрану прикладами сгоняли на середину плаца, где стабилизаторами на восток стояли два местных вертолета – один с гулькин нос, маневренный (он над нами и кружил, гад, догадался Туманов), другой погрубее – многотоннажный, тупорылый. Тех, кто ерепенился, вязали, кто бросался в драку – били прикладами, кулаками, по затылкам, по почкам…
А дальше случилось хреновое. Такое хреновое, что ни в какие ворота…
Уж больно гладко шла акция. Взрыв оглушительной силы тряхнул здание бывшего штаба. Туманов не успел отойти, слишком близко стоял, в каких-то метрах от крайнего подъезда. Спиной. Но успел обернуться.
Рвануло мощно, где-то в западном крыле. Бывший «аквариум» дежурного по части – застекленный угол с видом на плац – разлетелся вдребезги. Сноп пламени ударил в небо. Такой цветистый. Последнее, что он видел, – это как покатились по клумбе два бойца спецподразделения, отброшенные тугой волной. И мысль была последней. «Вот и загорелся кошкин дом», – подумал Туманов. А потом обломок разбитой стены ударил его в лоб. Как в десяточку. В голове поворотилось. Заиграла, закружилась золотая хохлома. Вот уж точно – хохлома. Он упал и мигом лишился чувств.
А когда открыл глаза, первым делом узрел верхушку сибирской сосны, некогда украшавшей крыльцо штаба. И привиделся ему сам начштаба всея части – плюгавенький полковник Колпаков, коего, как клеща энцефалитного, боялся и ненавидел весь командный состав. Ножки топают, кулачки – в шарики, в глазках – экспрессия ярости… «Да чтобы через две минуты, и не позже, все эти долбаные офицеры и прапорщики этой х… части стояли не шевелясь под этим грешным деревом под названием кедр!..»
Он пошевелился, провел рукой по лбу. Голова ответила тупой болью. На ладони остался красный след. Да жив курилка, жив, ножки твои тоненьки, душа коротенька. Или полужив. Но тоже приятно.
В округе наблюдалась странная суета. Все вообще стало странно. Не по-людски. В ушах гудело. В лобной части пульсировал ток. Он сосредоточился… Бойцы копошились на месте взрыва. Одни пытались пролезть через обломки, другие оттаскивали искореженные тела. А на дальнем краю плаца наблюдалась активность иного рода. Серых изолировали. Из казармы выводили подопытных. Бурую массу… Шли понуро, не выказывая ни радости, ни горя. Эти люди привыкли, что их постоянно куда-то выводят. А куда, зачем – многие забыли. А кто помнил – давно смирились. Нездоровые мозги не отвечали за вестибулярный аппарат, а если по инерции работали, то весьма халатно: людей шатало, они шаркали ногами и по необъяснимой прихоти старались держаться друг другу в затылок. Выстроить таких «гусениц» в шеренги было делом неблагодарным.
Туманов перевернулся на здоровый бок. Подтянул колено.
– Оклемался, мужик? – Кто-то помог встать на ноги. Молодой боец в черной шапочке. Из-под шапочки – чубчик кучерявый. Сидел подле Туманова, охранял. Скучал, наверное, страшно. За спиной держал два автомата: свой и его, тумановский, «ZK». «ЗэКа» – по-нашему. «Зэка Васильев и Петров зэка…»
– Оклемался, – не стал он спорить.
– Ну давай тогда, спрячься куда-нибудь. – Боец улыбался. – Некогда мне с тобой чикаться.
– Подожди, – Туманов поморщился. Растер ладонью кровь на лбу. В голове царил перекос. – Подожди… Что там рвануло?
– Архивы, говорят, документация. – Парень равнодушно пожал плечами. – Хрен бы их знал. Может, еще какая муть, мне без разницы. Может, люди. В этом доме, сказывают, одна сволота жила, чего их жалеть?
– Идейный персонал, – кивнул Туманов. – Были такие. Ты прав, парень, сволота злокачественная.
– Ладно, пойду я. – Боец нетерпеливо глянул ему за спину. – Скажешь Гибадуллину, что отпустил меня, добро? Ну, счастливо. И здоровья тебе.
И ушел торопливо, напевая под нос: «А наш притончик гонит самогончик…» Автомат не вернул, хитрюга. Да и бес с ним.
Ватно переставляя ноги, точно во хмелю, Туманов поплелся вдоль казармы. Он жил в ней дважды. В армии и… в аду. У останков некогда помпезного стенда про отличников боевой и политической подготовки военные трясли двух гавриков, едва одетых. Физиономии у бедолаг были кошмарные, но в целом вменяемые. Верховодил «наездом» старшой группы, с которой Туманов шел на прорыв.
– Мы не знаем… – отбивался парень – белобрысый, болезненно худой. – Мужики, ну мы, ей-богу, не знаем… они вольные, а мы – нет. Мы полгода тут живем, с Витюхой. Нас под охраной водят, в лабораторию и обратно, поймите… На ночь не выпускают… Его из Обнинска, меня из Смоленска доставили, я в центре биотехнологий работал, в корпорации «Протон», пока не пришли однажды ночью, не забрали… Сказали, случилось ЧП и надо ехать в центр, что там силовой генератор накрылся, все бушует, выключить не могут, и без меня ну никак… Посадили в машину и… и все. Раскосец. Очнулся здесь. Да нас таких не меньше сотни!.. Мужики, мы, честное слово, не знаем, где у них ходы…
– Эй, командир, – вяло бросил Туманов старшему. – Извини, п-прерву… Это… Разреши вопрос парню?
Бойцы хмуро обозрели его с ног до головы. Он, надо думать, являл собой зрелище не из праздничных. Возмущаться не стали. Старшой раздраженно перекосил губы:
– Давай мигом.
– С-сальников, – спотыкаясь произнес Туманов. Лицо парня поплыло перед глазами, – Алексей… Где он? Говорите, вы знаете, ребята. Из Самары… Он такой длинный, нескладный. Жил вместе с вами…
Пленник вылупился на него, как испуганный котенок.
– Да ты что, мужик… Леху три дня как перевели.
– К-куда?
Его пошатнуло. Он понял (он понятливый). Вот оно, страшное. И виноват во всем этом не кто иной, как лично ты, Павел Игоревич Туманов…
Парень кивнул подбородком на барак, из которого вооруженные лица продолжали выдавливать бурую массу.
