И даже если она придёт в себя через неделю, не представляю, что ей сказать, чтобы хоть как-то изменить её мнение.
— Давай будем решать вопросы по мере их поступления. Сейчас самое главное — физическое здоровье твоих девочек.
Я кивнула. Все вышли, оставив меня наедине с детьми. Я была одновременно встревожена и спокойна. Волнение за детей невозможно отмести или забыть, мои мысли постоянно с ними. Но я была дома. И это чувствовала каждая моя клеточка. Только сейчас обратила внимание на комнату, в которой находилась. Всего за несколько дней они сотворили маленький дворец для принцесс: кровати с балдахинами, вигвам, домики для Барби и куча всего, возможно, целый отдел для девочек перекочевал сюда. Не может быть, чтобы они всё сделали так быстро! Они нас ждали и очень хотели, чтобы девочкам тут понравилось.
Эх, жаль, что Дамале так быстро узнала про отца правду.
Глава 64. Медленно, но верно
Григориан
Я чувствовал себя ужасно виноватым. Не находил себе места в своём же доме. Мне хотелось не отходить от неё и всё время быть рядом. Но уверен, что кроме раздражения, такое поведение ни к чему не приведёт. Очевидно, ей сейчас вообще не до меня. Единственную помощь, которую я могу оказать, — побыть с ребёнком. Тогда Елена сможет по максимуму уделить внимание другим детям.
И мы с Григолексом пошли гулять. Я не видел его неделю, а кажется, он так вырос. Стал увереннее ходить и сказал первое слово: «Дай!»
Никогда не мечтал и не думал о детях, но сейчас уже не представляю свою жизнь без этого маленького человечка. Смотрю на него, и мне кажется, что до светлого будущего один шаг. Но только представив, что сейчас происходит в доме, я понимаю, что всё не так уж и радужно. Дети здорово усложняют и так имеющиеся проблемы.
***
Дамале преподнесла приятный сюрприз, очень быстро адаптировавшись и потеряв напрочь дар чтения мыслей на Земле. Теперь проблема была в том, что она совершенно отказывалась общаться со всеми, единственным её другом был Кир. Винила за то, что произошло, мать, считала, что это её чётко продуманный план. Меня ненавидела. Думаю, это навсегда…. Даже не могу её осуждать за это.
Однако мне постоянно хотелось защитить Алексу и уже отлупить несносного ребёнка, который так виртуозно трепал ей нервы.
Но всё же Дамале жива, и это большое достижение, всё остальное — уже вторичные проблемы. Арсан посоветовал не доставать её своим присутствием. Я, конечно, очень хотел жить в мире и согласии всей дружной семьёй, но раз так, старался лишний раз не попадаться на глаза.
Алекса всё боялась оставить детей без присмотра. Но тянуть уже было некуда, потому что чем дольше камень ей помогает привыкнуть к новым условиям, тем сложнее будет без него.
***
Алекса лежала без сознания, и я уже вторые сутки проводил рядом с ней.
Словно бессовестный воришка, пытался украсть кусочек без её ведома. Мне сложно навязывать свою любовь, но так хочется прикоснуться, обнять, задержать взгляд и насмотреться вдоволь в синие глаза. А мы с ней просто разговариваем, как случайные знакомые. Так было в первую неделю после возвращения, так будет и после её пробуждения. Не знаю, как вырваться из этого замкнутого круга. Она вежливо отвечает на все мои вопросы, порой даже улыбается, смотрит в глаза, и вижу, ей неудобно, потому что она мне просто благодарна. Мне до боли обидно, она любит всех: Арсана, Григолекса, Аду, Дамале и даже Кира. Ну, неужели я хуже следопыта? Порой, смотря на то, как она его обнимает, хотел бы с ним поменяться местами. Смешно до абсурда… Расплата за ошибку оказалась совершенно неожиданной.
Алекса лежит спокойно, изредка приходит в себя. Пьёт и опять проваливается в бессознательное состояние.
Сижу и смотрю на неё, как обычно, пытаясь понять, что в ней всё же поменялось. Ведь что-то изменилось в лице… Вдруг она открывает глаза, будто хочет меня застать на месте преступления. А я и вправду теряюсь от неожиданности. Взгляд. Моментально отпечатывается в моём сознании, изменился взгляд. Он совсем не такой, как у легкомысленной влюблённой девушки.
— Привет! Как дети? — встревоженно и слабо произносит она.
— Привет! Всё хорошо.
— Можешь мне их позвать?
— Конечно.
Ада бежит во главе, Дамале идёт последняя, делает вид, что ей это не нужно и она так, за компанию. Я несу Григолекса. Мы заходим шумной толпой, и лицо Алексы сразу озаряется счастьем. Ада кидается её обнимать и целовать, Дамале просто стоит рядом и вяло реагирует на вопросы, что, конечно, не может не расстраивать Алексу, и та незаметно смахивает слезу. Когда Алекса смотрит на Григолекса, то он ей улыбается и строит глазки. У папы на руках малыш особенно смел. Мама в восторге. Минут через десять аудиенции я всех мягко выгоняю, сказав, что маме надо отдохнуть. Все послушно выходят, но весь оставшийся день Ада с Григолексом бегают к Алексе. Ада, конечно, инициатор, а так как братик души не чает в новой сестрёнке, то во всём ей подражает и ходит за ней, как хвостик. Весь день неунимаемая беготня по коридору и веселье. Побыть наедине уже невозможно.
Жду с нетерпением, когда дети улягутся.
Наступают заветные девять часов, и я знаю, что так поздно никто не придёт. Иду к Алексе с твёрдым намерением поговорить наедине, понять её мысли и настроение. Вхожу в комнату. Она сидит на кровати с планшетом в руках. Волосы небрежно растрёпаны от постоянного лежания и хаотично разбросаны по плечам. Болезненный, немного уставший вид, глаза кажутся особенно огромными.
Увидев меня, она выключает и откладывает планшет.
Сажусь рядом, и сердце сразу начинает стучать, как ненормальное. Алекса же, напротив, спокойна и уравновешенна. У меня устойчивое впечатление, что она себя чувствует старше меня и мудрее и, возможно, считает теперь нас не парой друг другу. Даже от одной мысли неприятно, надеюсь, это только моя больная фантазия.
— Посижу с тобой, ты не против. Не хочешь спать?
— Нет, не хочу. Я только и делаю, что сплю целый день. Хочется уже поскорее начать нормальную жизнь. Неужели когда-нибудь это случится?
Она улыбнулась.
— Расскажи мне что-нибудь. Что произошло за этот год. Как вы жили?
Я замолчал, перебирал в памяти то, что для меня было важным, и не мог найти ни одной подходящей истории. Рассказать, как чуть не убил себя, потому что не мог себя простить? Рассказать, как валялся и был беспомощным восемь
