Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
разонравилась.
– О, почему?
– Одна из проблем в том, что множество плодотворных научных теорий, казалось бы, были фальсифицированы на довольно ранней стадии их существования. Например, теория Коперника не могла объяснить некоторые наблюдаемые явления. Она довольно плохо предсказывала положение планет, а для объяснения попятного движения планет тоже требовалось ввести эпициклы. Обе этих проблемы возникли из-за того, что Коперник полагал, будто планеты двигаются по идеальным круговым орбитам, а не эллиптическим.
Самый серьезный вызов, с которым столкнулась теория Коперника, состоял в том, что если Земля вращается вокруг Солнца, тогда относительное положение звезд должно меняться по отношению к нашему местоположению – должен наблюдаться параллакс. Однако этот эффект не виден. Это прямая фальсификация, в результате которой при строгом применении критериев Поппера система Коперника должна быть отвергнута. А это стало бы позором, поскольку без Коперника не было бы Кеплера, без Кеплера – Ньютона, а без Ньютона – современной науки.
– Важное заявление.
– На самом деле слишком важное. Как его можно опровергнуть? Я отказываюсь от последнего предложения на том основании, что оно нефальсифицируемо. Но суть в том, что строгое применение попперовского критерия фальсифицируемости положило бы конец теории Коперника. Это похоже на предположение о том, что как только в отношениях появляется напряженность, ты их заканчиваешь и снова начинаешь поиск через приложение для знакомств. Иногда с этим приходится смириться…
Монти лизнул меня в утешение.
– Во многих других науках наблюдались похожие напряженные периоды, которые впоследствии были преодолены или за счет небольших адаптаций, или на помощь пришли технологии. И то и другое спасло систему Коперника. Доработка Кеплера помогла ей лучше соответствовать наблюдаемой реальности, а усовершенствованные технологии показали, что на самом деле параллакс существует, но его величина очень мала – мала потому, что, как оказалось, звезды находятся гораздо дальше, чем могли себе представить во времена Коперника.
Другая проблема с теорией Поппера заключается в том, что она превращает науку в крайне индивидуалистскую деятельность. Как будто великие мужчины и женщины, чей мыслительный процесс невозможно рационально объяснить, работающие преимущественно изолированно, в результате вспышек озарения, свойственных их гению, дают начало новым оригинальным гипотезам. И только потом в действие вступает научное сообщество, которое выполняет более приземленную задачу по проверке гипотезы.
Такое представление о героической науке одиночек оспорил Томас Кун (1922–1996) в книге «Структура научных революций» (1962) – вероятно, самой знаменитой из всех работ по философии и истории науки, оказавшей огромное влияние. В противовес образу ученого гения-одиночки Кун постулирует совершенно другой способ занятий наукой: сообщества ученых работают над общим рядом проблем, используя общие предположения и методы. Такие общие предположения и цели Кун называет парадигмой. Ученые, работающие в рамках парадигмы, будут иметь внутренний комплекс представлений о том, что следует считать надежной информацией, как эту информацию собирать, анализировать и структурировать, и о механизмах, используемых для ее подтверждения.
– Ты можешь привести какие-нибудь примеры таких парадигм?
– Конечно. Одна из них – схоластическая традиция, в которой были приняты взгляды Аристотеля на природу материального мира и Птолемеева система космологии. Затем космология Коперника/Кеплера, которая пришла ей на смену. Еще примеры – ньютоновская физика, эволюционная теория Дарвина и квантовая механика. Каждая из этих парадигм существовала на протяжении длительных периодов, когда большинство ученых, работавших в этой сфере, сходились во взглядах почти по всем основным фактам. Каждый был согласен с тем, какие загадки предстоит решить и каким способом их решать. Зачастую ученые в рамках одной парадигмы работали в крупных институтах, университетах и лабораториях, с их собственной замкнутой культурой. Существовала кадровая структура, которой придерживались, с системой материальных и символических поощрений.
Именно это Кун называет нормальной наукой. Бо́льшая часть истории научной мысли связана с этими периодами стабильности, когда парадигмы выполняли надежную работу по систематическому расширению человеческого знания в различных областях.
Но наступает время, когда в рамках парадигмы начинают накапливаться проблемы. Загадки не поддаются решению. Появляются аномалии, вещи, которые существующие теории не могут объяснить. Подобные аномалии вызывают особое беспокойство, если они связаны с ключевыми концепциями, составляющими ядро парадигмы: спутники вокруг Юпитера, странные ископаемые с признаками рептилии и птицы, непонятные колебания орбиты Меркурия и т. д. Тогда, если эти проблемы нельзя разрешить или объяснить, начинается период кризиса парадигмы. В конечном итоге прежнюю парадигму заменяет новая – это и есть знаменитое изменение парадигмы.
В таких изменениях парадигмы интересно то, что новая и старая парадигмы оказываются, как говорит Кун, несоизмеримы. Новая парадигма не просто расходится со старой во взглядах на некоторые детали или без труда объясняет фактические различия, а связана с совершенно противоположным мировоззрением, и даже частичных совпадений настолько мало, что две парадигмы невозможно рационально сравнить. Представление об эволюции путем естественного отбора несоизмеримо с идеей о том, что все живые существа были сотворены (или задуманы) милосердным Богом. Системы Птолемея и Коперника, физика Ньютона и общая теория относительности, общая теория относительности и квантовая механика – все они связаны с таким радикальным сдвигом, что между ними невозможен настоящий диалог.
Поразительное следствие несоразмеримости парадигм заключается в том, что переход от одной парадигмы к другой, в каком-то смысле, является иррациональным. Исследования тех, кто работает в рамках парадигмы, можно рационально оценить, поскольку они связаны с общими критериями прогресса. Однако с переходом к новой, несопоставимой, парадигме для оценки нет общей основы. Это похоже на то, как если бы вас попросили описать вкус ананаса с помощью цифр.
– Но если нельзя рационально выбрать парадигмы, зачем их менять?
– Кун говорит, что зачастую действующие ученые не меняют своего мнения. Консерваторы умирают один за другим, и им на смену приходит молодежь. Так что отчасти это вопрос поколений. Широко обсуждался вопрос о том, в какой мере сам Кун считал свою теорию релятивистской, а науку – иррациональной. Тот факт, что в рамках парадигмы появляются аномалии и они становятся первопричиной революций, предполагает, что наука связана с реальным миром так же, как и способ, которым нормальная наука решает проблемы. Однако Кун часто говорит о религиозном обращении и переключении гештальта (переключение гештальта происходит, когда субъект внезапно переключается с одного видения образа на другой – как в знакомых случаях с изображениями утки-кролика и фигуры, в которой можно увидеть или два лица, или вазу), из-за чего все это кажется иррациональным.
Один из способов примирить непримиримое заключается в том, что высказывания Куна можно интерпретировать следующим образом: отдельные ученые, которые переходят от одной парадигмы к другой, поступают так по иррациональным причинам, но вполне возможно (обычно так и бывает), что новая парадигма объективно лучше, поскольку она объясняет больше и в ней меньше
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
