жила. Но дурная слава бежала впереди нее, после того позора, что лег на ее семью, клеймо дочери предателя прочно закрепилось за ней. Даже несмотря на то, что вина с ее семьи была снята. Да и лекарское дело положительно оценили не все, все больше ведьмой, да проклятой звали. Нет, не мог принц привести во дворец такую женщину, а если и мог, то только, как игрушку диковинную. А после, наигрался бы, да отослал.
Эдмон снова улыбнулся и склонил голову. Нет, так просто оставлять ее он не собирался. Что-то мешало ему просто забыть ее. Будто заноза, она впилась в его душу, но говорить он ничего не стал.
— Мы еще встретимся, — отозвался он и все же взял баночку с мазью, чтобы выйти из комнаты.
Только в двери он глубоко вздохнул, на мгновение замерев.
— Кажется пришла пора задуматься о наследниках, — негромко пробормотал он, прежде чем перекатиться с пятки на носок и направился прочь по коридору.
Проводив его взглядом, Мерседес опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Она поступила правильно, но отчего же тогда на душе было так плохо.
Глава 7. Новая жизнь
И пока в одной половине замка зарождались нежные чувства, во второй зарождалось раздражение.
Узнав о том, что ее муж пленен по обвинению в покушении на Аделара, да еще и застали его за попыткой надругаться над молодой герцогиней, Элеонор едва не завопила от ярости. Это чувство распирало, требовало выхода. В первое мгновение она даже решила броситься к Аделару, но вовремя вспомнила его строгое лицо и невольно вздрогнула.
Нет, это было слишком опасно. А вот сорваться на его женушке…
Ведь она, она же во всем была виновата!
Мысль у нее не разошлась с делом и уже скоро она буквально ворвалась в покои Инги. Девушка только успела переодеться и как раз повязала на шее белый легкий платок, чтобы скрыть следы пальцев перфектума северной перфектории. После пережитого она едва смогла взять себя в руки и внезапно распахнутая дверь не укрепила ее в спокойствии. Впрочем, внешне она никак этого не продемонстрировала, только чуть приподняла бровь.
— Ты, ты во всем виновата! Сперва совратила Моего Аделара, теперь это!.. Сама ведь небось на шею вешалась! — ядовито прошипела Эллеонор, все больше распаляясь.
И вид этой бледной моли с пустыми голубыми глазами ее все больше раздражал, заставлял дрожать от ярости, разражаться все более яростными оскорблениями. Она-то всяко все стерпит, а даже если побежит к Аделару жаловаться… И что? Всегда можно будет красиво пожать плечами и пренебрежительно бросить что-то о том, какое ничтожество он предпочел ей.
Но Инга не собиралась никуда бежать и никому жаловаться.
Не прекращающая браниться Элеонор и заметить не успела, как хрупкая изящная фигурка Инги выросла прямо перед ней, вынуждая отшатнуться назад, в коридор.
— Успокойтесь! Понимаю, вы горюете из-за супруга, позор которого падает и на вас. О, понимаю и мне не хочется, чтобы однажды вы дошли до края и свели счеты с жизнью, ведь яд найти так просто. Написать предсмертную записку вам, конечно, будет тяжеловато, пишете вы мало, почерк у вас элементарный и нечеткий, но вы ведь любите выплескивать горе, без нее никак… Я вас понимаю и сочувствую. Не делайте глупостей, которые могут привести к вашей смерти.
От неожиданности, Эллеонор несколько раз раскрыла и закрыла рот, изумленно глядя на девушку. Одетая в изящное темное бархатное платье, расшитое серебряной нитью по лифу, Инга была хороша и неожиданно… Опасна. В ясном голубом взгляде больше не читался покой и смертной тоска, за которой она так часто скрывала все. Нет, это была угроза. Угроза человека, готового действовать.
Мир менял всех. Либо ты будешь хищником и будешь жить, либо станешь овцой и станешь чьей-то добычей. С мечом носиться и лупить врагов бочками, Инга, конечно не могла, но раз ей здесь жить, значит нужно было обезопасить себя от подобных нападок. Пусть даже несколько жестоко.
И готовность сделать этот шаг так ясно читалась во взгляде девушки, что Элеонор резко отшатнулась, вскрикнула и просто споткнулась, скатившись по лестнице, рядом с которой и располагалась комната девушки.
Приподняв бровь, Инга неспешно приблизилась к перилам.
— Ах, какая досада, вы живы?
Со стороны первого этажа раздался тихий стон и шорох. Помятая и растрепанная, но существенно присмиревшая, Элеонор довольно бойко заковыляла прочь.
— Какая жалость, — едва слышно пробормотала Инга, поморщив носик.
Может это было не совсем в ее характере, но видит святой Ньютон — довели. Если в этом мире нужно быть такой — значит станет.
— Инга! — властный голос Аделара прогремел, словно гром, среди ясного неба. — Тебе необходим отдых, разве нет?
В какой момент мужчина оказался позади блондинки, с какого момента видел все произошедшее — не ясно. Но, судя по мрачному и недовольному выражению лица, видел он более, чем достаточно.
На миг прикрыв глаза, девушка глубоко вздохнула и все же оглянулась на него.
— Я отдыхала, пока меня не назвали шлюхой… Раз пять кряду. Простите, я только учусь защищаться от подобного, выходит не очень… Изящно, — вздохнула она.
Жалела ли она о том, что сделала? Не очень. Не стоило, пожалуй, угрожать так, но по-другому Элеонор бы не ушла, она уже готова была вцепиться ей в волосы… От мысли, что такую картину застал бы перфектум девушка даже плечами передернула и все же развернулась к комнате.
Лицо мужчины перекосило, словно он съел целый лимон.
— Тогда учись вести себя так, как положено девушке твоего статуса, — опасно прищурился он и первый вошел в ее покои.
Только сейчас до Аделара дошло, что своей эксцентричной выходкой, он поставил под удар честь Инги. Впрочем, теперь девушка щедро отплатила ему, спустив с лестницы, пусть и опозоренную, но герцогиню.
Войдя за ним, Инга невольно передернула плечами. Немного остыв, она с досадой поняла, что с одной стороны была готова моментом раньше, провернуть все, что говорила, но немного остыв… Провернуть хладнокровно и не вызывая подозрений — нет.
— Даю слово, больше такого не повторится. По крайней мере вашу репутацию под удар я не поставлю точно. Я сорвалась, мне жаль, что вы это увидели, мне жаль, что это случилось в вашем доме до того, как вы официально расторгли весь этот фарс…
Говоря это, девушка отвела взгляд в сторону, чуть нахмурившись. Окончательно успокоиться герцогиня ей так и не дала. Слезы, может и смогли немного очистить душу, но полностью убрать напряжение не смогли. Оно копилось, перерастая в
