За два года знакомства Джек стал для Хэрри ближе, чем когда-либо был его родной брат. В этом не было вины Барни, просто они с Барни не ходили вместе в бой и не подвергали вместе опасности свою жизнь. Если и существовал в этом мире человек, которому Хэрри с радостью отдал бы Кэти Бернс, то это был Джек Уилкинсон. Хэрри уже согласился быть шафером на их свадьбе, когда бы она ни состоялась.
На горизонте появилась красная полоса, вот-вот должно было взойти солнце. Хэрри надеялся, что бой закончится до того, как станет жарко. Он опять участвовал в сражениях и ужасно страдал от жары. Даже если бы он остался в Египте до конца своих дней, он не смог бы к ней привыкнуть.
Ему казалось, что он воюет в какой-то призрачной армии, почти беззвучно продвигающейся вперед; Снаряд разорвался позади одного из танков, другой упал перед ним. Затем раздался еще один взрыв, с силой швырнувший Хэрри на землю. Он около минуты лежал, оглушенный, а когда поднял голову, увидел, что вместе с ним на песке оказались еще с полдюжины человек. Он с трудом поднялся на ноги, с облегчением отметив, что, если не считать сильного шока, он цел и невредим. Остальные солдаты тоже встали с земли и пытались прийти в себя. Все, за исключением одного, который остался лежать на спине, потому что в его животе была дыра размером с футбольный мяч и из нее на песок, уже окрашенный в алый цвет, хлестала кровь, вместе с которой вытекала и его жизнь.
— Джек! — Хэрри упал на колени возле друга и начал его трясти, хотя и видел, что нет ни единого шанса, что он каким-то чудом остался в живых. — Джек!
— Паттерсон, вперед! — раздался откуда-то крик.
— Но, сержант, это же Джек! — завопил Хэрри. Он чувствовал, что по его щекам катятся слезы.
— Я знаю, кто это, Паттерсон. Какого хрена ты тут застрял, быстро догоняй остальных. Об Уилкинсоне позаботятся медики, они идут за нами.
Это должен был быть я, в отчаянии думал Хэрри, в последний раз глядя в безжизненные серые глаза своего друга, прежде чем накрыть его лицо поношенной панамой. Это должен был быть я.
Полтора года спустя, когда союзные войска будут высаживаться на Атлантическое побережье Европы[30], Хэрри Паттерсон в числе первых ворвется на Золотой Пляж во Франции. Он так и не получит повышения по службе, не будет награжден медалью или упомянут в донесениях. Он всегда был всего лишь рядовым солдатом, который упорно сражался, никогда не жаловался и не огрызался и исполнял приказы, какими бы бестолковыми он их ни считал. Солдаты вроде него составляли хребет британской армии, и без них победа над Германией была бы невозможна.
После высадки союзников в Европе все вздохнули с облегчением, потому что стало похоже на то, что конфликт может быть вскоре исчерпан, хотя на самом деле пройдет еще одиннадцать месяцев, прежде чем война в Европе подойдет к концу.
За это время Эми из квартиры у Ньюсхэм-парка переехала в маленький одноэтажный домик в Вултоне, старинной части Ливерпуля, неподалеку от очаровательной башни с часами. Домик находился на тихой улочке в пяти минутах ходьбы от центра поселка, но Эми казалось, что она живет далеко за городом.
Все устроил Лео Паттерсон.
— Барни должен приехать в местечко получше, чем эта ваша каморка, — заявил он.
Эми в этом сомневалась. В той каморке они были очень счастливы, но на этот раз она позволила Лео настоять на своем. Возможно, он и прав, решила она. Только благодаря Лео им удалось обставить этот домик, что в военное время было делом не из легких. У фабрик имелись дела поважнее, чем производство стульев, столов и кроватей.
Лео рассмеялся, когда Эми назвала привезенную им мебель подержанной.
— Это антикварная мебель, — сообщил он ей.
— От этого она не перестает быть подержанной, — возразила Эми.
— Этот письменный стол обошелся мне в небольшое состояние, — сказал Лео. Стол действительно был очень милый, довольно миниатюрный, белый, овальный, слегка изогнутый внутрь с одной стороны, на изящных резных ножках.
— Я думала, это туалетный столик, — удивилась Эми. — А зачем нам письменный стол?
— Ты сможешь писать за ним письма.
— Я всегда пишу письма на коленках.
Лео улыбнулся. Она понятия не имела, почему многое из того, что она говорит, кажется ему забавным.
— Ну, теперь ты сможешь делать это за столом. Ах да, — непринужденно продолжал он, — Элизабет приглашает тебя к обеду.
— Ха! — фыркнула Эми. — Передайте Элизабет, пусть идет к черту. Я с ней встречалась всего один раз, но мне этого хватило.
— С тех пор прошло более пяти лет. — Он нахмурился, как будто столкнулся с проявлением детского упрямства. — Мне кажется, когда Барни вернется домой, между нами должны установиться нормальные отношения. Разве ты не согласна?
— Все зависит от того, чего хочет Барни, а не вы, я или Элизабет. — Должно быть, она очень злопамятная, потому что ее естественным желанием было больше никогда не встречаться со своей свекровью. Эми сменила тему. — Правда, здорово говорить «когда Барни вернется домой» и знать, что это будет уже скоро? — Приближалось Рождество, и на этот раз все были уверены, что это уж точно будет последнее военное Рождество. Эми обняла себя за плечи. — Мне так хочется поскорее его увидеть, и в то же время мне страшно. — Она закусила губу. — Прошло столько времени…
— Поначалу ты неизбежно будешь испытывать некоторую неловкость, но это нормально.
— Правда?
— Правда. — Лео похлопал ее по плечу. С ним было очень легко разговаривать.
— Спасибо, — сказала Эми.
Он посмотрел на нее, подняв брови.
— За что? — поинтересовался Лео.
— За то, что приехали в тот день, когда я потеряла ребенка, за то, что купили нам этот дом, за все остальное в промежутке между этими событиями. — Он был для нее настоящей опорой. Без него она чувствовала бы себя бесконечно одинокой.
— Пожалуйста. — Его лицо смягчилось. — Ты когда-нибудь думаешь о потерянном ребенке?
— Не проходит дня, чтобы я о нем не думала. — Ее губы дрогнули. — Жаль, что я не знаю, был это мальчик или девочка. Я могла бы дать ребенку имя, и тогда он казался бы мне более реальным. Представляете, Барни вернулся бы домой, а его ждал маленький сын или дочка.
— Представляю, — откликнулся Лео. — Это было бы замечательно.
Кэти Бернс повысили в звании. Теперь она была капралом и у нее на рукаве красовалось две нашивки. Миссис Бернс сообщала об этом всем, кого бы ни встретила.
— Я всегда знала, что наша Кэти особенная, — без устали повторяла она мужу.
В марте, когда союзники уже подходили к Берлину и до конца войны оставалось всего несколько недель, Кэти встретилась с Реджи Шортом в отеле в центре Лондона. Кэти провела два года в Колчестере и год в Портсмуте, в то время, как Реджи всю войну прослужил в Китли. Раз в несколько месяцев они встречались и обедали в отеле «Боннингтон» в Холборне.