Мать упрямо расправила плечи, как всегда, когда ее загоняли в угол.
– Да. У твоего отца было будущее, и весьма обнадеживающее. Когда он приехал в Суон-Парк и они с Персивалом нанесли мне визит, он мне понравился. Я знала, что если бы вышла за Персивала, мы были бы бедны. Я выросла в бедности и мечтала о лучшей доле.
Грифф, несомненно, понимал это, но не мог не вспомнить Розалинду. Она никогда бы не вышла замуж ради богатства.
– Что ж, если так вы пытались избежать бедности, судьба сыграла с вами злую шутку, не правда ли? – произнес он не без злорадства.
Она посмотрела на него с трогательной грустью.
– Да. И не одну. Я вышла за твоего отца из-за его перспектив, а не по велению сердца, и дорого заплатила за это. – Слабая улыбка тронула ее губы. – Со временем я привязалась к Леонарду. Моему счастью не было предела, когда ты родился. Я родила мужу наследника титула. – Ее улыбка померкла, и она отвернулась. – Но на чужом несчастье не построишь своего счастья. Я плохо обошлась с Персивалом. У меня не хватило мужества солгать ему в день свадьбы, сказать, что я не люблю его. Он выглядел таким потерянным, таким несчастным, и я подумала, что ему станет легче, если я скажу, что все еще люблю его. Но своей ложью я причинила ему еще большие страдания, он понял, что я недостаточно его любила.
– И он много месяцев вынашивал эту боль, – холодно закончил Грифф. – Поэтому, когда вы с отцом выставили перед ним напоказ свое «счастье», пригласив его посмотреть на меня, младенца, он сорвался. Именно тогда он украл брачное свидетельство и объявил меня незаконнорожденным.
– Как бы мне хотелось оградить тебя от этих страданий, сын мой! Сама я их заслужила. Я надеялась, что мы с твоим отцом сможем защитить тебя, сделать так, чтобы все это не имело большого значения. – Она покачала головой. – Но он умер от оспы таким молодым...
У Гриффа перехватило дыхание.
– Вот почему всякий раз, когда я ругал Суонли, вы просили меня не делать этого. И сами никогда не жаловались на него. И не искали способ отомстить.
– Как я могла винить его? – Она помолчала, потом спросила дрожащим голосом: – Именно это ты собираешься теперь сделать с брачным свидетельством – найти способ отомстить ему?
Две недели назад такой вопрос привел бы его в ярость, возможно, потому, что вопреки всем его протестам в каком-то смысле это была правда.
– Нет. Больше нет. Когда-то собирался, но теперь... – Он устало потер руками лицо. – Полагаю, мне следует поблагодарить вас за то, что вы за него не вышли. Сделай вы это, я бы не появился на свет. И Розалинда тоже.
– Розалинда?
Непреодолимое желание рассказать матери о своей любимой овладело им.
– Дочь Суонли, средняя. Я надеялся жениться на ней. Но она... – Он не договорил, проглотив подступивший к горлу комок, и устало опустился на стул. – Она не одобряла мои планы, касающиеся брачного свидетельства, и сбежала раньше, чем я успел сказать ей, что изменил свое решение. Пока я не нашел ее, надеюсь, она где-то в Лондоне. – Грифф смотрел куда-то мимо матери. – Молю Бога, чтобы с ней не случилось ничего плохого.
– Ты ее любишь?
Он кивнул.
– А она тебя?
– Говорила, что любит.
Мать подошла к нему, положив руку ему на плечо.
– Тогда сделай все, сынок, чтобы найти ее и снова завоевать. Я убедилась на собственном опыте, как важно следовать велению сердца.
В его душе боролись противоречивые чувства: зависть, боль, вызванная предательством отца. Грифф поднял голову и посмотрел в ее полные слез голубые глаза.
– Именно поэтому вы больше не вышли замуж? Потому что все еще любили отца Розалинды?
Она вздохнула.
– Я больше не вышла замуж, потому что на собственном опыте убедилась, что некоторые люди могут любить только раз. И что нет смысла выходить замуж, если не любишь.
Он покачал головой, стараясь осмыслить ее слова. Поглощенный своими делами, Грифф многого не замечал в жизни. Особенно того, что касалось чувств.
– Я представить не мог, какие вас обуревают чувства. Брачное свидетельство принадлежит скорее вам, чем мне.
Но это мне в голову не приходило. Я вам о нем не рассказывал, так же как о моих планах, связанных с ним.
– Ты говоришь мне об этом сейчас, – сказала она улыбаясь. – Это единственное, что имеет значение.
Она сжала его плечо, и он накрыл ее руку своей, ощутив близость с матерью, какой не ощущал уже много лет. До этого момента он не понимал, что практически порвал с ней всякую связь, как и со всеми, кто не был важен для «Найтон-Трейдинг».
Дверь вдруг распахнулась, и в комнату влетел Дэниел.
– Грифф, тебе тут пришло приглашение. Думаю, ты захочешь взглянуть на него. Оно от миссис Инчболд.
Грифф выпрямился и отпустил руку матери.
– Драматург. Она была в офисе Кембла, в «Ковент-Гардене», когда я наводил справки о Розалинде.
– Когда-то она была там актрисой, в то же время, что и мать Розалинды. – Дэниел прошел к столу и положил бумагу с прикрепленной к ней запиской. – Она посылает тебе программку. Это «Антоний и Клеопатра» в «Ковент-Гардене».
Шекспир. Проклятие, ну конечно! Куда еще могла податься Розалинда, как не в театр, где не только стоит мраморная статуя Шекспира, но еще и фойе разрисовано сценами из его пьес?
Какой же он дурак! Розалинда наверняка и есть «кузина» миссис Инчболд. С бешено бьющимся сердцем он прочитал сначала записку. «Вы можете найти эту исполнительницу интересной». Он посмотрел в программку. Сегодня премьера. Пробежал программку глазами и заметил обведенную строчку, в которой значилось, что роль Ирас играет мисс Роуз Лаплас. Больше ничего.
– Женщину, которая вышла за Персивала, звали Соланж Лаплас, – сказала мать Гриффа, прочитав программку через его плечо. – Это как-то поможет?
Грифф кивнул, испытав огромное облегчение.
– Это она, слава Богу. И если миссис Инчболд та самая «подруга», о которой говорила леди Хелена, значит, Розалинда в безопасности, миссис Инчболд – женщина уважаемая и ответственная. Но почему миссис Инчболд решила прислать мне это сегодня, если вчера не сказала о Розалинде ни слова? Ладно, не важно. Я буду сегодня на представлении, можете не сомневаться.
И что потом? Он должен был увидеть Розалинду, хотя бы только для того, чтобы убедиться, что она счастлива и здорова. Он хотел гораздо большего, но боялся, что не заслужил этого и что она, несомненно, чувствует то же самое. Она может даже всерьез захотеть остаться на сцене. Ну что ж, она может каждый день представлять верхом в амфитеатре Эстли до тех пор, пока не согласится выйти за него замуж.
Но что, если она вообще не захочет видеть его? Или встретится с ним и снова откажет? Грифф думал, что не переживет такого. И все же, кем надо быть мужчине, чтобы убедить женщину, что он любит ее, когда она потеряла веру в него, когда она думает, что его не волнует ничего, кроме самого себя и его компании?
