Книга Скандальный - Л. Дж. Шэн

Оставшуюся часть дня я провела в одиночестве на пляже. У меня не было времени рассказать Тренту о произошедшем, а я хотела, чтобы этот разговор состоялся с глазу на глаз. Кровь гудела от адреналина, а я была под кайфом от ощущения опасности своего поступка. Поэтому, позвонив в реабилитационную клинику, в которую мама поступила накануне, я отправилась на пляж с целью побыть у бушующего океана. Мы понимали друг друга. Я села лицом к заходящему солнцу, сунула пальцы в песок и, обхватив колени руками, слушала крики чаек и шум бьющих о берег волн.

Я даже не заметила, как стало прохладно, и осталась сидеть до восьми вечера, пока не убедилась, что Трент с Луной уже точно должны быть дома. Раньше я даже помыслить не могла о том, чтобы без предупреждения заявиться к нему на порог, но такой разговор не ведут по телефону.

Подходя к зданию, я пыталась убедить себя, что мне не о чем было беспокоиться. В конце концов, в итоге я отказала отцу. Я не довела дело до конца. Не смогла выдать тайны Трента.

Я поблагодарила бога за то, что у входа в его дом не было консьержа, иначе тот должен был бы позвонить ему и сообщить о моем приезде. Я бы не вынесла, если бы Трент сказал, что не хочет меня видеть. Но поднимаясь на лифте в его пентхаус, я все равно чувствовала: что-то могло пойти не так.

Ноги невероятно потяжелели, ступая по мраморному полу. Шаг за шагом.

Мой океан. Моя тайна. Моя слабость.

Я трижды легонько постучала в дверь и внимательно прислушалась. За ней послышался тихий смешок Луны. Это был не смех – Луна никогда не смеялась, но она издавала этот звук, когда радовалась. Оттого на моем лице возникла улыбка, пока не открылась дверь.

А когда она открылась…

Камила озадаченно улыбнулась, увидев меня. Позади нее стояла незнакомая мне женщина, но я узнала ее. У нее была загорелая кожа, длинные волосы цвета воронова крыла и светлые глаза. Она была одета в облегающее розовое платье, которое подчеркивало изгибы ее тела, и выглядела как супермодель, как Адриана Лима.

Она сидела на корточках, опустившись задом на пятки туфель от Prada, и восхищалась мягким морским коньком, который Луна держала в руках. В точности таким же коньком, какого порвала Дарья.

Мать Луны. Она была красивой, подходящей и на своем месте.

Все мое тело сковало мерзкое ощущение, и я отступила назад, чувствуя, как свело горло. В нем крутился горький ком. Не плачь.

– Что ты здесь делаешь, Эди? – В голосе Камилы слышалось удивление.

– Это еще одна нянечка? Боже, Кармела, это она? Не держи ее в дверях. Пригласи войти.

Женщина встала, поправляя крошечное платье, и вальяжно направилась к двери. Улыбка на ее лице говорила мне, что она уже победила. Она источала привлекательность и тонкий расчет.

Ее не было несколько лет. Наверное, это был знак вселенной, чтобы показать мне, что Тренту с Луной было лучше без меня. Что в их жизни был кто-то лучше, чем дочь моего отца. Та, что пыталась выгнать Трента из совета директоров. Я их не заслуживала.

Она была матерью Луны.

Мне с ней не тягаться.

И даже не хотелось.

– Зачем ты пришла? У тебя неприятности? – настаивала Камила, и как раз в этот момент Вал подошла и опустила руку ей на плечо.

Камила, а не Кармела, тупица.

– Ничего страшного, если она хочет посидеть с ребенком. Нам с Трентом о многом нужно поговорить. Нам бы не помешало уединиться. Может, сходим к пристани и перекусим.

Я не выдержала. Мне так сильно хотелось уйти отсюда, что я подумывала спрыгнуть с его террасы. На лифте и по лестнице я бы добиралась слишком медленно. Я не ворвалась в дом и не бросилась навстречу смерти только потому, что не хотела напугать Луну.

Я развернулась и побежала прочь, рывком открыв дверь на лестницу. Ноги несли меня так же быстро, как после кражи. Топ, топ, топ, топ. Но прилив адреналина ощущался по-другому. Он был удушающим.

Один этаж, потом еще один. Кровь прилила к голове, и я едва расслышала, как дверь распахнулась и Трент поинтересовался, кто приходил. Его голос эхом преследовал меня до первого этажа. Его голос звучал… расслабленно. Как голос мужчины, который только что воссоединился с матерью своего ребенка и наверняка испытывал облегчение оттого, что она вернулась в их жизнь.

Одна. Я была совсем одна.

Ни матери. Ни отца. Ни друзей. Ни Трента.

Я бежала еще какое-то время. Мимо моей машины, припаркованной на набережной, и пляжа, мимо магазинов, людей, и всего того, что я прежде любила и на что больше была не в силах смотреть. Вся улица была пронизана воспоминаниями о Тренте. И океан тоже. Воспоминаниями о том, как после серфинга он впервые играл со мной, моей грудью, сосками и сердцем.

Все нервные окончания в мозгу раскалились. Смогу ли я когда-нибудь снова прийти в это место? Заниматься серфингом? Дышать?

Единственным утешением было то, что Джордан не видел меня в таком состоянии. Он бы сказал, что я пожинаю то, что сама посеяла. Напомнил бы мне, что я была лишь глупой шлюхой, послужившей игрушкой для мужчины, который годами без устали искал одну-единственную женщину. Я была лишь развлечением.

Темнота накрыла берег. Мозоли на ногах начали опухать. Я добралась до другого конца города, на пристань, где стояли прогулочные лодки. Мне пришлось снять ботинки и, прихрамывая, идти оставшийся путь босиком. Прохладное дерево успокаивало разболевшиеся ноги. Я остановилась у небольшого белого плавучего дома, который спокойно держался на воде возле причала, не зная никаких забот, как и его владелец.

Я вдруг поняла, что не позвонила ему перед тем, как прийти, совершив ту же ошибку, что и с Трентом.

Но Бэйн не Трент. Бэйн был моим другом. Мы никогда не были близки и не могли уничтожить друг друга.

Я забралась на борт его лодки и постучала в дверь. Он открыл, стоя без рубашки. Парень с девушкой, оба полуголые, сидели на его кровати. Его светлые волосы были растрепаны, а глаза покраснели от курева.

– Ты нужен мне, – прохрипела я, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы.

Бэйн серьезно кивнул и, не переводя дыхания, скомандовал:

– Крейг, Шиа, проваливайте отсюда.

Я рухнула в его объятия. Он придерживал меня, не давая развалиться на части, как булавки не давали рассыпаться моему рюкзаку. Но оттого я чувствовала себя не менее одинокой, чем в миг, когда только поднялась на его лодку.

А потом мой единственный на свете друг прижал меня к груди и прошептал мне на ухо:

– Я же говорил.