Ее тоненькие холодные пальцы робко дотронулись его ладони, и это показалось ему самым интимным, самым близким прикосновением в его жизни.
И как же ему захотелось решиться на больше! Как же хотелось почувствовать тепло не только ее руки, но и ее тела! Как же хотелось стать с ней настолько близким, насколько это только возможно, слиться с ней в одном порыве, в одном чувстве, в единых движениях!..
Но она так устала. Не только снаружи, но и внутри. Хоть он не был ни духовником, ни доктором души, но видел: ей нужен покой. Абсолютный покой. Ничего: ни хорошее, ни плохое, - не должно нарушить робкое равновесие, к которому она с таким трудом двигается.
Поцеловав ее в лоб, вместо притягательных, сводящих с ума губ, он пожелал ей спокойной ночи и поднялся, чтобы уйти и оставить ее в долгожданном одиночестве.
- Я не злюсь на тебя, Грегор. Я не могу на тебя злиться, - княгиня вдруг ощутила острую необходимость это сказать. Даже если поверить ему, даже если признать, что он во всем виновен, Мирна не хотела впускать в себя ни злость, ни обиду, ни ненависть. В ее жизни хватало плохих чувств. И она не собиралась создавать еще одно. Особенно по отношению к нему.
Граф Фаулз заставил себя улыбнуться и кивнуть. Ему это было непонятно. Он бы себя не простил. Но, может, в нем от природы куда больше злости, чем в ней?
Что ж. Если так, то всю эту злость он отдаст борьбе за ее счастье. И тогда и сам будет счастливым.
И он точно не допустит, чтобы хоть когда-либо еще в их жизни настал момент, когда он не сможет ее поцеловать.
Глава 23
Грегор плохо спал той ночью. Он много думал. О Мирне, об их разговоре, о ее состоянии. В голову лезли глупые мысли, плохие мысли, пугающие мысли.
Вдруг он все делает неправильно? Вдруг он не сможет все исправить? Вдруг все те невзгоды, через которые ей пришлось прийти, и от которых он ее не уберег (а некоторые и вовсе обрушил на нее самолично), разрушат ее? Раздавят ее?
Ведь ее отец... Он вспоминал историю несчастного лорда Голдиса, повесившегося в собственной библиотеке. Граф Фаулз слышал, что душевные болезни порой передаются от родителей к детям. А что если Мирне в голову приходят те же темные идеи, что приходили князю?
Стоило только предположить это, и Грегору стало дурно. Нет. Нет, не за что он в это не поверит! И тем более ни за что не допустит, чтобы возлюбленная хотя бы на шаг приблизилась к такому беспросветному отчаянию, которое, вероятно, захлестывало ее отца. Которым, в один ужасный день, он захлебнулся.
И граф Фаулз решил пересмотреть свой вчерашний вывод, что Мирне нужен только покой и равновесие. Ему подумалось, что это неверно. В ее жизни случилось слишком много плохого. И все это шло нескончаемой чередой. Такими темпами она и вовсе может забыть, какого это - быть радостной и счастливой. И сейчас самое время напомнить ей. Перемахнуть с одного полюса на другой и постараться задержаться на нем как можно дольше.
И Грегор решил действовать. У него была отличная идея, как повысить ей настроение. Но прежде чем приступить к ее воплощению, стоило убедиться, что она хорошо себя чувствует.
Когда наступило утро, он дал Мирне спокойно проснуться, позавтракать и немножко прийти в себя, прежде чем делать выводы о ее здоровье.
Она выглядела все еще усталой, кожа оставалась болезненно-белой, но в глазах появились еще робкие, но уже довольно заметные искорки жизни.
Граф Фаулз хотел помочь этим слабым огонькам разгореться в неистовое пламя.
Со станции они выехали еще до полудня и довольно скоро достигли весмерской границы. Впереди у них был еще целый день и, если не делать остановок и продолжать двигаться по большой дороге - они быстро минуют север страны и смогут остановиться на станции в одном из отдаленных центральных графств.
Но у Грегора был другой план. Они могли повернуть в сторону, минуя обширные пустые земли, чтобы добраться до населенной части Дурхама. И до усадьбы Голдисов.
Он собирался привести Мирну домой.
Хотя ему куда больше нравилась езда верхом, но он не хотел пропустить тот момент, когда возлюбленная, поймет, что происходит, и пересел к ней в экипаж. Помня ее умение ездить верхом, он уж было думал и вовсе предложить ей проехаться вместе на лошадях, но когда они достигли пограничной заставы, девушка еще выглядела слабой, и граф Фаулз не рискнул.
Он с такой внимательностью наблюдал за ее реакцией, пытался уловить мельчайшие изменения в выражении ее лица, что почти не двигался, чуть не дышал и даже напрочь забыл о письме из столицы, которое передали ему на заставе и которое, очевидно, было очень важным.
Грегор желал хотя бы на день, хотя бы на пару часов, хотя бы на миг, забыть обо всех их проблемах, и разделить с Мирной счастье от приезда домой.
И вот он заметил, как слегка дрогнули ее пальцы. Чуть прищурились глаза, но почти сразу стали снова обычными. Ей что-то показалось... Но пока она ни о чем не догадалась.
Графу Фаулзу еще никогда не было так сложно сдержать улыбку. Он чувствовал себя шалопаем, устроившим грандиозный розыгрыш и наблюдающим сейчас за его исполнением. Наблюдающим с азартом и весельем.
Мирна нахмурилась, как когда человек начинает усиленно думать. Она всмотрелась в окно с предельной внимательностью, затаилась, как кошка, приметившая в траве непоседливую мышь.
Княгиня не спешила с выводами, однако... Вдруг они проехали мимо знакомых, похожих на пальцы великана, камней у дороги, вдруг вдали показались покатые, вечно рыжие холмы, вдруг показался небольшой придорожный алтарь, из тех, что выстраивали для путников северяне, который она прекрасно помнила.
Сначала княгиня почувствовала укол в сердце, как когда напоминают о чем-то дорогом, но навсегда потерянном. Потом появилось жжение - след былой тоски, которое быстро переросло в греющее хмельное чувство. Чувство абсолютного счастья.
Мирна глянула на Грегора вопросительно, и теперь уже он не мог не улыбнуться.
- Грегор, - приметив плутовские искорки в его глазах, воскликнула княгиня, - куда мы приехали?
- А разве ты еще не поняла?
