Идущий к истоку терпеливо вел нас вдоль стен Киньяна, пропуская первые повозки и отряды с лупоглазами, которые возвращали этих теплолюбивых животных с зимовки. Шеи и спины лупоглазов были обмотаны плотными попонами, но цвет их чешуи все равно был бледноватым от холода.
Мокрые штаны неприятно липли к ногам, комки грязи долетали до самой спины, а обмотанные тряпками ступни весили, казалось, не меньше, чем я сам. Кое-где мы обгоняли пеших людей, бредущих по краю дороги: целые семьи возвращались из города в деревни к началу посевных работ.
На занятиях Кун Веймин рассказывал про положение деревень и их трудности.
Поселения поблизости от Киньяна и других городов находились в относительной безопасности. Там постоянно проезжали патрули и зачищали местность от опасных животных и разбойников. Там стояли заставы, а в деревнях покрупнее даже располагались постоянные воинские отряды. Но и налоги с этих поселений собирали до последней рисинки, в неурожайные годы оставляя крестьян ни с чем.
Поэтому зимой многие подавались в город, чтобы заработать хоть какие-то деньги и продержаться до тепла.
Был и другой вариант — поселиться в деревушках, что затерялись среди лесов и равнин, подальше от городов и дорог. Там жили посытнее, так как караван, собирающий налоги, не каждый год добирался до них, но и безопасности никакой. Там как раз и происходили такие случаи, как у Харскуля, когда несколько вооруженных мужчин грабили всю деревню и убивали местных. Такие поселения страдали и от животных, и от других напастей.
Нас же отвели в деревушку, находящуюся в безопасной зоне, хоть и на самом краю: раз в десять дней там все же проезжал дальний патруль.
Само поселение выглядело весьма уныло. Может, до таяния снега оно еще могло очаровать чистотой и белоснежными сугробами, а летом — порадовать глаз нежными красками и буйной растительностью, но сейчас я видел лишь расползающиеся дороги, серые унылые дома с выцветшими и понурыми соломенными крышами. Его жители были такими же понурыми и серыми, в грязной замызганной одежде. Несмотря на холод из дворов выглядывали детишки в длинных рубахах, из-под которых торчали босые ступни. Девушки тут ходили в широких штанах и длинных халатах, как и мужчины, и угадать в них слабый пол можно было лишь по низкому росту и косам, выглядывающим из-под платков.
Идущий к истоку сначала отвел нас к старосте, которому принадлежал самый большой дом, единственный в деревне крытый не соломой, а глиняной черепицей. Староста, круглолицый мужчина в шелковом халате, почтительно поклонился Идущему, показав длинную косу, заплетенную на самой макушке.
— Доброго вам дня, господин! Как вы добрались до нашего забытого Небесами селения? Тяжелее пришлось, чем с предыдущими, верно? Но ничего не поделаешь, такое уж время года — земля и вода, грязь и сырость.
Идущий поклонился в ответ, но ничего не сказал. Мы привыкли к его молчанию, у нас были ребята, что подсчитывали слова, которые он говорил на занятиях, и за полгода счет только-только перевалил за тысячу.
— Жить они будут там же, где и остальные. Ох, и тяжело им придётся, не то, что предыдущим. Мы ведь уже кое-где думаем пахать. Сыровато, конечно, и холодно по ночам бывает, но тут уж ничего не поделаешь.
Идущий еще раз поклонился и отвел к длинному зданию в конце деревни. Оно было глиняным, как и все прочие, крыто подгнившей соломой, углы из-за сырости размякли и начали подтекать, кое-где проглядывали настоящие дыры. Окна, видимо, были прикрыты бумагой, но та порвалась, и лишь сероватые кусочки трепетали на ветру.
Внутри оказалось ничем не лучше. Одиноко лежал крупный огненный камень, но я сомневался, что он сможет прогреть этот дом, так как ветер гулял внутри также свободно, как и снаружи.
Идущий ткнул в халупу рукой и сказал:
— Сначала — чинить, — и ушёл. Удивительно проходит практика в Академии Син Шидай: нас бросают в новые условия, и пусть каждый выплывает, как хочет.
Но, к счастью, куратор всё же озвучил проблему старосте, так как через какое-то время к нам подошли несколько человек, в основном, местная молодежь. Они притащили нам ведра с влажной глиной, и Тедань с тремя парнями сразу же принялись заделывать щели в стенах. Наши девочки вычищали дом изнутри, выметали осыпавшуюся с крыши солому, заклеивали бумагой окна.
Только к ночи мы привели дом в порядок, закрыли дыры, переложили крышу и соорудили лежанки. В огненный камень все влили Ки, и потихоньку начало теплеть. Девушки отгородили себе уголок в конце дома и завесили его заранее прихваченным полотном, а парни расселись на полу, подстелив плоские матрасы, и загалдели. Тедань громко вспоминал истории из военной практики, заглушая остальных, и хохотал, прочие тоже от него не отставали. Говорят, что совместные трудности объединяют, и Южный округ благодаря потешным боям сплотился как никогда. На будущих турнирах в Академии мы точно победим западников и восточников!
Идущий к истоку не остался с нами, а сразу ушел в дом безмужней женщины с двумя детьми. Ребята говорили, что он, видать, познакомился с ней на предыдущих практиках, так и прикипел к ней душой. Возможно, после нашей отработки он и вовсе поселится тут, женится на ней и будет крестьянствовать. Ну, или заберет ее с детьми в Академию, — такой вариант тоже промелькивал.
Как и предупреждал староста, нам пришлось тяжелее, чем предыдущим группам. Те, в основном, помогали с ремонтом и скотиной: вычищали загоны, меняли подстилки. У них оставалось много свободного времени, поэтому они могли устраивать бои снежками с местной молодежью, развлекаться и заниматься своими делами.
Нас же со второго дня отправили работать в поля. Там, где земля немного подсохла, девушки убирали будыли, оставшиеся с осени, а мы пахали на быках и вручную рыхлили землю.
Сначала крестьяне смотрели с недоверием на то, как мы работаем, а Уко и вовсе вызывала у них панический ужас своей прической. Девушкам открыто запрещали смотреть на Уко и разговаривать с ней, зато парни недвусмысленно предлагали пройти с ними в овин. Яну пришлось даже пару раз подраться, чтобы объяснить, что короткие волосы ещё не означают доступность девушки.
Уко порывалась сама расправиться с ними, с кнутом она не расставалась ни днем, ни ночью, но мы смогли ее убедить, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тут не поняли бы такого поведения у девушки и могли выпороть за излишнее своеволие.
Жаль, что основные земли у этой деревни находились в низинах, там снег таял дольше, и местами вода не уходила в почву. Когда староста отвел нас на поля подальше, мы сначала даже не поняли, что здесь собираются что-либо сажать: черная мутная вода мрачно отражала облака и наши удивленные лица. Оказывается, каждую весну крестьяне рыли небольшие каналы для отведения воды, которые потом засыпались. Зато в засушливые годы эти участки спасали жизнь всей деревне.
Я стоял по колено в воде и рыл канал. Ноги сводило судорогой от холода, порой я чувствовал, как что-то ползет по ступне, рывком вытаскивал ногу, разбрызгивая грязь, и продолжал копать. Мы до ушей перепачкались, и отличить одного от другого было почти невозможно: одни и те же пятнистые лица, широкополые шляпы, сплетенные из старой соломы, и замызганные одежды. Я вел линию канала, окапывая общее направление, которое за мной углубляли остальные.
