— Странно, что вы начали ремонтировать свою изгородь именно теперь,— все же заметил Хартлпул.
Ирландец невозмутимо возразил, что сейчас для этого дела самое подходящее время. Все общественные работы прекращены, и, чтобы не сидеть сложа руки, он решил привести в порядок свое личное хозяйство.
Объяснение было вполне убедительным и соответствовало трудолюбию Паттерсона. Главу полиции оно удовлетворило.
— Что ж, не возражаю,— сказал он.
Не придав этому эпизоду никакого значения, Хартлпул даже не счел нужным сообщить о нем Кау-джеру.
Но, к счастью для остельской колонии, другому человеку удалось своевременно предостеречь губернатора.
Накануне, приняв смену, Паттерсон полагал, что находится на посту один. Однако он ошибался — в нескольких шагах от него, в высокой траве, лежал Дик. Он ничуть не интересовался часовым, и когда тот стал на пост, мальчик только окинул ирландца рассеянным взглядом и продолжал следить за патагонцами. Это занятие, всецело поглощавшее его, было делом совершенно добровольным, ибо по возрасту Дик освобождался от мобилизации. Но близкая опасность возбуждала его воинственный пыл.
Если бы взгляд Паттерсона не был прикован к месту появления Сердея, он, возможно, заметил бы постороннего, тем более что тот и не думал прятаться.
А Дик вскоре начисто забыл об ирландце, ибо нечто непонятное и странное привлекло все его внимание.
Среди лесных зарослей, у подножия холма, вдруг что-то зашевелилось. Человек или зверь?… Нет, человек… Он даже разглядел его лицо, обращенное в сторону Либерии…
Пристально вглядевшись в незнакомца, мальчик вздрогнул. Это же Сердей!
Черт возьми! Он хорошо помнил бывшего повара с «Джонатана» и узнал бы его среди тысячи других. Ведь Сердей тоже был в пещере в тот страшный день, когда чуть не погиб бедный Сэнд.
Зачем же явился сюда этот ужасный тип? Инстинктивно Дик прижался к земле. Не отдавая отчета в своих действиях, он не хотел, чтобы его заметили.
Время шло. В этих широтах сумерки сгущаются медленно, постепенно переходя в темную ночь. Паренек сидел в своем тайнике, как мышь в норе, изо всех сил напрягая зрение и слух. Но часы проходили, а он не видел и не слышал ничего подозрительного. Правда, один раз ему показалось, что во мраке какая-то тень ползком приближается к Паттерсону, послышался шелест травы, неясный шепот и тихое позвякивание, как будто встряхнули мешок с золотыми монетами… Затем все стихло.
Ирландца сменил другой часовой, но Дик не покинул своего наблюдательного поста, до самой зари напряженно всматриваясь в темноту, прислушиваясь к ночным шорохам. Однако ночь прошла спокойно.
Как только взошло солнце, он сразу побежал к Кау-джеру. Боясь, что ему попадет за добровольное ночное бдение, начал речь издалека:
— Губернатор, мне нужно кое-что вам сказать…— Затем, сделав нарочитую паузу, осведомился: — А вы не будете бранить меня?
— Смотря за что,— улыбаясь, ответил тот.— Зачем же бранить, если ты не сделал ничего дурного?
На вопрос мальчик ответил встречным вопросом. О, он был тонким дипломатом, этот господин Дик!
— Провести всю ночь на южном валу — это дурно?
— В зависимости от того, что ты там делал,— сказал Кау-джер.
— Смотрел на индейцев.
— Всю ночь?
— Да.
— Зачем?
— Я наблюдал за врагом.
— Это занятие не для тебя. На это есть часовые.
— Но я увидел среди них одного человека, которого хорошо знаю.
— Как? Среди патагонцев? — воскликнул изумленный Кау-джер.
— Да, губернатор.
— Кого же?
— Сердея.
Сердей!… Кау-джер сразу вспомнил слова Атхлинаты. Неужели он и есть тот белый человек, обещаниям которого так верил индеец?
— Ты не ошибся?
— Нет, губернатор,— твердо ответил мальчик,— в этом я не ошибся. Вот насчет остального… не знаю… Не уверен.
— Остального? А что же было еще?
— Когда стемнело, мне показалось, что кто-то подполз к валу…
— Сердей?
— Не знаю… Может, и он… Мне послышалось, что там шептались и чем-то позвякивали… вроде как бы долларами. Но я не уверен в этом.
— Кто охранял тот участок?
— Паттерсон.
Это имя всегда вызывало у Кау-джера подозрения, и он глубоко задумался… Есть ли какая-нибудь связь между починкой забора Паттерсоном и тем, что видел и слышал Дик, пусть даже ему почудилось… Уж не этим ли объяснялось бездействие нападавших, которое начинало удивлять остельцев? Неужели патагонцы, не надеясь собственными силами взять город, попытаются осуществить под покровом ночи какой-то тайный план захвата Либерии? Черт возьми, сколько неразрешенных вопросов! Во всяком случае, невозможно принять какое-то решение, основываясь на тех неточных и неопределенных сведениях, которые он получил от Дика. Следовало выждать и, главное, понаблюдать за Паттерсоном, поскольку его поведение не внушало ни малейшего доверия.
— Я не буду бранить тебя,— сказал Кау-джер мальчику, ожидавшему приговора.— Ты поступил правильно. Но дай слово, что никому не скажешь обо всем, что сейчас сообщил мне.
Дик торжественно поднял руку:
— Клянусь, губернатор!
Правитель улыбнулся.
— Хорошо,— сказал он.— Теперь иди ложись спать, чтобы наверстать упущенное. Но помни — никому ни слова. Понял? Ни Хартлпулу, ни Родсу. Повторяю — никому!
— Я ведь поклялся, губернатор! — гордо ответил мальчик.
Желая как-то уточнить полученные сведения, Кау-джер отыскал Хартлпула и спросил его:
— Что нового?
— Ничего, сударь,— ответил тот.
— Как сторожевая служба? Вы должны лично проверять посты и следить, чтобы каждый часовой точно выполнял свои обязанности.
— Так я и делаю, сударь,— ответил Хартлпул,— все в порядке.
— Никто не возражает против утомительных ночных дежурств?
— Нет. Ведь все заинтересованы в безопасности.
— Даже Кеннеди не ропщет?
— Кеннеди? Да это один из лучших дозорных. Прекрасное зрение и наблюдательность. Если в другое время он немногого стоит, то в боевой обстановке матрос остается матросом.
— А Паттерсон?
— И о нем не скажу ничего дурного. Да, кстати, не удивляйтесь, если его не будет видно. Теперь он дежурит только в своей усадьбе, поскольку она граничит с рекой.
— А почему?
— Он сам просил меня об этом, и я разрешил.
— И правильно поступили, Хартлпул. Будьте и впредь так же бдительны. Но если индейцы не начнут штурм в ближайшее время, мы сами через несколько дней атакуем их.
