Книга Ничего не говори - Брэд Паркс

Принадлежал он явно не Эмме, а взрослому человеку, скорее всего, мужчине.

Но какое бы облегчение я ни испытывал от этого весь остаток дня – спрятав палец на дне мусорного контейнера рядом со зданием суда, – мою душу все равно переполнял неописуемый ужас. В голове крутились тысячи сценариев того, как этот палец был отрезан от человеческого тела и попал в пластиковый контейнер на дне пакета «ФедЭкс», но все они были один страшнее другого.

Вернувшись домой, я сослался на неудачный день, головную боль, несварение желудка и нашел еще целую кучу причин, чтобы ни с кем не общаться. О том, чтобы рассказать о случившемся Элисон, не могло быть и речи. Ее и так постоянно выворачивало наизнанку, и лишний стресс был ей вовсе не нужен.

Пытаясь уснуть – или, иначе говоря, возвращаясь к своим грустным размышлениям, – я эгоистично пытался ответить на вопрос «Почему это случилось со мной?». В этой жизни я все делал правильно. По крайней мере, я пытался. Упорно работал. Соблюдал правила дорожного движения. Никогда не изменял жене. Старался быть хорошим отцом. Чем я тогда заслужил отрезанные пальцы в конверте?

Когда наступило утро, я был так рад, что ночь наконец закончилась, что вскочил с постели и приготовил Сэму завтрак, чтобы Элисон могла еще немного поспать.

После того как я навел порядок на кухне, Сэм предложил пойти погулять в лесу. Эта идея показалась мне замечательной. С того самого понедельника, когда Сэм закатил истерику, я все больше замечал, как он тоскует по Эмме, даже если он старался этого не показывать. Чем больше мы будем его чем-то занимать, тем лучше он будет себя чувствовать.

Когда мы вышли из дома, снаружи нас ждало прохладное и ясное утро. Траву покрывала серебристая роса. Осень в нашей части Вирджинии наступает медленно и поздно. Похоже было, что и в этом году нам ее не миновать.

Я позволил Сэму выбирать дорогу, если, конечно, это можно было назвать дорогой, и теперь шел позади него на некотором расстоянии, чтобы ветки, через которые он продирался, не хлестали меня в лицо.

Монолог Сэма то и дело прерывался восторженными восклицаниями, и мне нравилось, что он делится со мной своими открытиями. Эдакий очаровательный экзистенциальный кризис, при котором все, что он видел, становилось реальным только после того, как это увижу я. Как следствие, я слышал непрекращающийся поток восклицаний: «Пап, посмотри, какой паук!.. Пап, погляди, три дерева растут из одного корня!.. Пап, смотри, следы оленя!»

Мы все дальше углублялись в лес, и я шел и просто наслаждался его болтовней, думая о том, как, наверное, радостно жить в мире, где все сопровождается восклицательными знаками.

На содержание его возгласов я не обращал особого внимания до тех пор, пока не услышал:

– Пап, гляди, сколько стервятников!

Я действительно увидел семь или восемь американских грифов – с лысой головой и кривым, загнутым книзу клювом, – нависших над какой-то мертвечиной.

– Ого, – сказал я, просто потому, что именно это сын хотел от меня услышать.

Сэм остановился. Я подошел к нему и положил руку на плечо, словно пытаясь показать, что он в безопасности. До птиц было еще футов двести. Они наслаждались обильным завтраком, которого хватило бы на всех.

Я предположил, что это олень, потому как в наших краях не было других крупных зверей, способных привлечь такую стаю. Но что они клюют, сразу понять было невозможно. По крайней мере, поначалу.

Затем одна из птиц отлетела в сторону.

И я увидел пару стоптанных кожаных мокасин.

Мне понадобилось не больше четверти секунды, чтобы встать перед Сэмом и загородить ему обзор.

– Ну ладно, малыш, – сказал я, подхватывая его на руки и направляясь в противоположную сторону, – пора возвращаться домой.

Полагая, что это игра и я всего лишь хочу немного подурачиться, Сэм захихикал и стал вырываться.

– Ну па-ап!

– Мама вот-вот встанет. А поскольку записки мы ей не оставили, она будет волноваться.

– Из-за Эммы?

– Что ты имеешь в виду, «из-за Эммы»? – спросил я, хотя прекрасно понимал, что он хотел сказать.

– Со времен Эммы, – сказал он, говоря о сестре, будто об историческом событии, – мама всегда нервничает, когда меня нет рядом.

– Да, дружок, из-за Эммы.

Обратный путь был долог. Я пробирался через подлесок, а пятьдесят фунтов Сэма тянули меня вниз дополнительным грузом. Выбравшись из леса, я посадил его на плечи и оставшееся до дома расстояние преодолел размашистым шагом.

– Хочешь опять поиграть в гонки? – спросил я, опуская его на пол в гостиной.

Элисон была на кухне. Все еще в пижаме, она варила кофе, двигаясь неуклюже, будто до конца еще не проснувшись.

– Побудь с Сэмом и не выпускай его на улицу, – сказал я, все еще не в состоянии отдышаться.

– У нас все в порядке?

– Нет, у нас не все в порядке. Просто побудь с ним дома.

– Что происходит?

– Элисон, – в отчаянии сказал я, потом приблизился к ней и перешел на шепот, – у нас в лесу труп. Помнишь, ты вчера слышала два выстрела? Это стреляли в человека. И теперь он мертв.

– О господи, – простонала Элисон, поднося ко рту руки.

Я отошел к двери, собираясь выйти, но жена схватила меня за рубашку.

– Погоди, погоди… Это… Кто этот человек? Ты его знаешь?

– Понятия не имею, – солгал я.