Ребенок умен, словно царь Соломон,Пернатых язык понимать может он.«Должно быть, это самое прекрасное, что только есть на свете. И он должен быть счастлив, наш малыш!..»
— Ну что, обед готов? — услышала она доносящийся из передней голос Ханнеса. Быть может, она сама не заметила, как заснула; она стала часто уставать.
«Боже, наш обед!» — она не торопясь поднялась.
— А что, стол еще не накрыт? — поинтересовался он.
— Сейчас, милый, сию минуту. — И она устремилась на кухню. — Не возражаешь, если я принесу прямо в кастрюле? Могу, если хочешь, и в миске подать!
— А что у нас?
— Гороховый суп.
— Отлично. Да давай в кастрюле, чего уж. А я пока накрою на стол.
Вид у нее был испуганный, пока она наливала ему суп в тарелку.
— Что, жидковат? — озабоченно спросила она с тревогой в голосе.
— Надеюсь, будет в самый раз, — ответил он, разрезая на тарелке мясо.
Она попробовала.
— Господи боже мой, и правда жидкий! — не хотела она этого произносить, но само вырвалось. Как и следующее: — Соль, господи!
Он отложил ложку и смотрел на нее поверх стола, поверх тарелок, поверх большой коричневой эмалированной кастрюли, а она смотрела на него.
— Я так хотела, чтобы суп получился вкусным, — расстроилась Барашек. — Купила все, что нужно: полфунта гороха, полфунта мяса, целый фунт костей, суп должен был увариться!
Пиннеберг взял большой эмалированный половник и принялся водить им по кастрюле.
— Да тут одна гороховая шелуха! Сколько ты воды налила, Барашек?
— Это все из-за гороха! Не дал он никакой густоты!
— Так сколько ты воды налила? — повторил он.
— Полную кастрюлю.
— На пять литров воды всего полфунта гороха? Полагаю, Барашек, — произнес он нарочито загадочным тоном, — вода во всем виновата. Она, видишь ли, слишком жидкая.
— Ты считаешь, что я налила слишком много воды? — спросила она в полном отчаянии. — Но пять литров не слишком много на два дня.
— Да, целых пять литров… получается, даже на два дня многовато. — Он проглотил еще ложку и добавил: — Извини, Барашек, но этот суп — просто горячая вода.
— Родной мой, голодный мой! Что же делать? Давай я за яйцами сбегаю, можно приготовить жареную картошку и яичницу? Не думай — я умею.
— Ладно! За яйцами я сам сбегаю, — сказал он.
И ушел.
* * *
Когда он вернулся, Барашек сидела в кухне, а из глаз у нее лились слезы в три ручья, но лук, который она нарезала для картошки, был здесь ни при чем.
— Милый мой Барашек, — принялся он успокаивать ее, — вовсе это не беда.
Она бросилась ему в объятия:
— Дорогой, я никудышная хозяйка! А как бы мне хотелось, чтобы тебе было хорошо. И бедный малыш. Будет плохо питаться, не вырастет!
— А когда он не вырастет: сейчас или потом? — спросил он и рассмеялся. — А сама ты как думаешь, научишься ты готовить когда-нибудь или нет?
— Зачем ты надо мной смеешься?
— А суп… — проговорил он. — Суп совсем не плохой получился, там только воды многовато. Мы поставим его на плиту, и пусть он как можно дольше там стоит, лишняя вода выкипит, и тогда у нас будет настоящий вкусный гороховый суп.
— Правда! — воскликнула она, сияя от счастья. — Какой ты молодец. Если сегодня днем я так сделаю, за ужином мы по тарелке и съедим.
Они отнесли в комнату жареную картошку и яичницу из двух яиц.
