На самом деле большинство ситуаций, которые тебе казались безнадежными, такими не являлись. Вот ты тут ныл, что у тебя денег нет, стонал, страдал, а потом пошел и украл из припаркованной машины телефон. А пока ты ныл, ты стоял на камне, а под камнем были золотые часы в железной коробке из-под печенья фабрики Эйнем. И во всех других жизненных ситуациях выход был также близко. Просто ты его не искал.
Из дневника невернувшегося шныраСашка и Рина, наблюдавшие за схваткой в небе с третьего этажа игольного завода, видели, как Афанасий врезался в мелкий пруд на пустыре и исчез. Даже брызг не было, только легкая рябь. Точно кто-то кольнул иглой тяжелую штору.
– Ушел в нырок! Получилось! – воскликнул Сашка.
Рина смотрела теперь туда, где в последний раз видела Меркурия Сергеича. Она помнила, как он сблизился с берсерком, а потом обоих скрыли лесные вершины. Вскоре Меркурий появился вновь. Он летел тяжело, покачивался, то и дело заваливался на гриву пега и, поднявшись не особенно высоко, вновь помчался к земле.
– Он ранен, видишь!.. Раненый уходит в нырок! Я в ШНыр! Отведи Гавра и Хюльду! – крикнула она Сашке.
– Куда ты сейчас пойдешь?! Останься!
– Я должна!
Спустившись вниз, Рина схватила за повод ослика и потянула его к ШНыру. Фантом, ощутив спешку, упрямился и тащился медленнее двухлетнего ребенка. Вот только ребенка всегда можно посадить на плечи, чего с осликами не проделаешь.
Рина слишком поздно сообразила, что и ослика можно было оставить с Сашкой. Хотела вернуться, но Сашка уже куда-то делся вместе с Гавром и Хюльдой. Бросать же ослика одного было нельзя. Вроде бы он содержал в себе гениальность, концентрированную, как сгущенное молоко в банке, но, оставленный в одиночестве, забрел бы в конце концов в Копытово или вышел бы на железнодорожную станцию, где сейчас полно дачников.
Когда Рина наконец оказалась в ШНыре, он походил на муравейник, в который с дерева свалился жук. Все кипело, но в этом хаотичном кипении угадывалась общая сосредоточенная цель. Издали еще, от самой ограды, Рина видела мелькавших людей. Пронеслась куда-то Алиса. Вовчик притащил целую охапку старых арбалетов, вывалил их на траву у главного корпуса и сразу же пошел за другими.
Арбалетами, которые он принес, немедленно занялись Макс и Родион. Они сразу отсевали негодные и те, что нуждались в сложной починке. Остальные арбалеты они заряжали и делали один-два пробных выстрела. Деревянный щит был уже весь утыкан болтами.
Старые арбалеты, рядами разложенные на траве, о многом сказали Рине. В ШНыре готовились к большому сражению. Только для большого сражения нужно совершенно все оружие, которое есть. При другом раскладе хватило бы и шнепперов.
Когда Рина подошла, Родион сунул ей в руки арбалет, украшенный вкладками из турьих рогов.
– Держи вот! Охотничий. Бьет неплохо, но прицел сбит. Целься ниже и левее. Из других минусов: к нему есть только два болта. Другими не заряжай: машинка капризная, – буркнул он.
Рине было сейчас не до арбалета:
– Мы были на крыше игольного завода! Я видела, как все случилось! Меркурий Сергеич вернулся? Нет?
Родион молчал, не глядя на нее, только сухие уголки рта странно подрагивали.
– Он прикрывал Афанасия, а потом как-то странно уходил в нырок… Мне показалось, он ранен! – торопливо продолжила Рина.
Родион наконец очнулся, сглотнул и тяжело, по слову, выговорил:
– В Меркурия всадили болт, и он ушел… совсем… за Вторую гряду.
– Как совсем? – не поняла Рина. – А обратно?
– Меркурий не вернется. Мы не знаем, что с ним. Знаем, что прорывается куда-то к центру двушки. И где-то там упадет и умрет. Или не умрет… Я не знаю, короче, – сказал Родион.
Рина схватила его за плечо:
– Что ты говоришь?!
– Да положи ты этот проклятый арбалет! Не видишь: он заряжен! – вдруг тонко, ломко, не своим голосом крикнул Родион и, выдрав из пальцев Рины арбалет, кинул его в траву.
