Юные лекари смотрят вверх и испугано притихают.
Лидия выходит вперёд, скидывает вверх тонкую руку. Резкий порыв ветра подхватывает её рыжие волосы, и они плещутся в порывах, словно пламя костра.
— Её я тоже слышу… — шепчет Лидия, и голос её мешается с шумом разыгравшегося ветра, который то шлёпнет брезентовым пологом шатра, то шуршит сухими травами, то звякнет колбами…
Не знаю, кто спрашивает. Кажется, все сразу. И я вместе со всеми.
— Лишь одно слово. Одно единственное — смерть…
Сказочную страну накрывает тьма. Густая, вязкая, как вишнёвая настойка.
Глава 37, в которой я повоевала…
Зажигаю огонёк на волшебной палочке. Он горит тускло и едва пробивается сквозь плотную пелену мрака. Вокруг все бегают, суетятся, кричат, кто-то стонет. Рядом Люси с круглыми испуганными глазами. Бледная — куда только делся румянец во всю щёку — сосредоточенная, оглядывается. Остальные девушки собираются возле меня, Лидия и вовсе хватает за руку.
— Нам нужно спасти зелья… — бормочет Люси и кидается к котлам, где жидкость уже не кипит, а вяло побулькивает.
Тут вперёд выступает долговязая Даниэла.
— Помните, как мы учились ставить защитный купол? — студентки кивают. — Ну, так живо, вместе, на раз-два.
Девушки становятся в круг и плетут заклинание. Скоро наш шатёр накрывает тончайшая, но непроницаемая стена.
Под куполом свет моей палочки разгорается ярче, а зелья в котлах начинают вариться активнее.
Люси снова занимает командирский пост:
— Быстренько, довариваем, разливаем по флакончикам и уходим.
Софи, перетирая травы, говорит:
— Лучше идти через старый тоннель. Помните, в котором мы прятались в прошлом году?
Тут в разговор вступает Марика:
— Девушки, но как же мы пойдём, там кругом мрак, а купол — только здесь?
— Можно перенестись, — предлагает Долорес. — Кажется, я неплохо научилась заклятию переноса.
Софи мотает головой:
— Не выйдет, перенос не работает на территории академии. Да и при такой темноте ты не сможешь верно рассчитать координаты. Нас выкинет не пойми где.
Долорес сникает.
Остальные кидаются помогать Люси — зелья разливают по флаконам, пакуют травы, убирают посуду.
И только Лидия, будто снова попавшая под проклятие вечного сна, по-прежнему держится за меня и остекленело смотрит перед собой.
Неожиданно совсем рядом раздаётся вой. Жуткий, холодящий душу, заставляющий цепенеть. Девушки вскидываются и замирают.
Отвратительный звук повторяется. Мои подопечные кидаются ко мне, как, завидев коршуна, цыплята бегут к курице.
На купол падает и сползает, оставляя алые разводы, половина тела.
Девушки взвизгивают, кто-то закрывает рот рукой, кого-то выташнивает.
В тонкую преграду впечатывается морда чудовища. Злющие глаза горят потусторонним зелёным огнём, острые зубы оскалены, редкая шерсть торчит в разные стороны. Само существо будто состоит из черноты — клубящейся, похожей на туман, абсолютной. Это один из мракисов, вечно голодных, всегда злых. Если они вышли на охоту — мы обречены. Потому что, судя по вою, что доносится отовсюду, и предсмертным крикам, чудовищ там легион. Значит, таков сказки конец?
Мир, гибнущий в непроглядном мраке…
Огонёк на кончике моей волшебной палочки мигает, словно догорающая свечка, и гаснет, оставляя нас с девочками в кромешной темноте. Мне кажется, что я ослепла и оглохла. Даже дышать тяжело. Ждёшь, что в любую минуту тьма накинется и поглотит. Уже безвозвратно.
Поэтому раздающиеся рядом вполне человеческие шаги вызывают желание прыгать и целовать пришедшего.
Он призрачно серебрится во тьме, как обычно, грустно и виновато улыбается, ласково зовёт Лидию:
— Девочка моя, доченька. Пора.
Она вскидывает голову, недоумённо смотрит на него, а потом, наконец, будто проснувшись по-настоящему, произносит:
— Папа?
Но не идёт к нему, а наоборот, плотнее прижимается ко мне и изо всех сил цепляется за мою руку.
— Ты пришёл наказать меня? — её голосок дрожит, как и она сама.
— Нет, — отзывается он, — я пришёл помочь. Но и ты должна будешь постараться.
Он протягивает руку, должно быть, хочет потрепать дочь по плечу, но понимает, что бестелесен, роняет руку и опускает голову. Тонкие губы трогает жалкая, извиняющаяся улыбка…
За тонкими стенками магического купола ревёт, беснуется, плюётся кровью распоясавшаяся тьма. Здесь под куполом, она тоже щерится, шипит, сжимает круг, заставляет людей жаться к центру.
К счастью, Лидия размышляет недолго.
Она шагает к Христиану и говорит:
— Научи меня. Что нужно делать?
— Уводи всех отсюда. Купол долго не продержится. К тому же, нам нужно в самую высокую башню академии.
Лидия цепенеет, её глаза распахиваются невероятно широко, видно, что она дезориентирована и ошарашена.
— Но как? Ведь кругом тьма и монстры.
— Вовсе нет, — мягко возражает Христиан. — Смотри, вон настоящая фея. Ты ведь всегда мечтала увидеть фею. А вот, — он показывает вокруг, — твои друзья. Тут даже твой возлюбленный. — Долговязая девица в мешковатом платье, едва доходящем до щиколоток, что в углу шатра усиленно тёрла травы, встаёт, стаскивает платок и улыбается, совсем как Анатоль. — И даже твоя мама здесь.
Рядом с Христианом рисуется серебристая тень невысокой полноватой женщины, с добрыми мягкими чертами лица.
Лидия слегка пошатывается. Анатоль в женском одеянии, но уже без косынки, успевает подхватить возлюбленную.
А Христиан, обнимая призрачную жену, продолжает:
— Вот видишь, доченька, все ингредиенты для сказки готовы. Кидай их скорее в котёл воображения. Пусть он закипит и произведёт зелье новой истории.
— Я не могу, — мотает рыжими кудрями Лидия. — Ты ведь сам никогда не верил в меня, отец! И ты, мама!
Она сжимает кулаки, кричит это гневно, со слезами в голосе, как кричат дети, объясняя взрослым, что те не правы.
Христиан с женой переглядываются, берутся за руки и со слезами, но уверенно и чётко произносят, будто впечатывают слова в память пространства:
— Мы верим в тебя, доченька.
Антоль нежно прижимает возлюбленную к себе, наклоняется и целует в пухлые приоткрытые губки.
— Ты прогнала меня, но я не смог уйти, любимая. Потому что мне больно, если не вижу тебя хоть минуту. — Он осторожно сжимает её маленькую ладошку и шепчет: — Я верю в тебя.
