Биргитта Ларсен посмотрела на часы.
— Мы должны были с ним здесь встретиться, но я, кажется, пришла слишком рано. Это Анника Бенгтзон. Я покажу ей виварий.
Женщина посмотрела на Аннику.
— Привет, — сказала Эва и снова принялась внимательно рассматривать мышиную голову.
— Что ты делаешь? — полюбопытствовала Анника.
— Мне нужно сделать срез мозга этой мыши и измерить в нем содержание допамина. Другими словами, определить уровень сигнального вещества. По пятнышку на ухе я могу определить, является ли эта мышь генетически модифицированной или нет.
Она протянула отрезанную голову к Аннике, которая, бросив на нее взгляд, молча кивнула. Женщина отработанным движением извлекла из черепа мыши головной мозг и положила его на стеклянный лоток. Цветом мозг напоминал копченую сосиску, а видом кусочек клубничного желе.
— Ну что ж, придется подождать, — вздохнула Биргитта Ларсен. — Пойду взгляну на моих животных.
Она направилась дальше по коридору, и Анника сочла своим долгом последовать за ней.
— Ты знакома с Бернардом Тореллом? — спросила Анника.
Биргитта Ларсен рассмеялась.
— На самом деле нет, — ответила она. — Он защитил здесь докторскую сто лет назад, потом уехал в Британию и там получил степень по экономике, а теперь он живет в Штатах, где работает в фармацевтической компании «Меди-Тек». Ну, ты знаешь. Компании удалось собрать группу талантливых ученых. Год назад они опубликовали действительно значительную работу.
Свернув за угол, она смущенно пожала плечами:
— Ну, впрочем, значимость их открытия до сих пор обсуждается, но мне это интересно, потому что имеет отношение к теме моих исследований к старению. Они открыли способ торможения дистрофии аксонов. Эта дистрофия происходит у всех без исключения. На самом деле она начинается в возрасте девяти — десяти лет.
— То есть они нашли способ останавливать процесс старения? — спросила Анника.
— Так, во всяком случае, говорят они сами, — пожала плечами профессор.
— Неиссякаемый источник жизни! — воскликнула Анника. — Ничего себе!
— Ну, — остудила ее восторг Биргитта Ларсен, — в мире над этой проблемой работают еще несколько групп. Они пришли к сходным результатам, поэтому у нас нет никаких оснований утверждать, что команда «Меди-Тек» — первая или лучшая, но, во всяком случае, это квалифицированные и серьезные люди. Мы пришли.
Она открыла дверь, и взору Анники представились ряды прозрачных плексигласовых контейнеров, в которых находились подопытные животные.
— Здесь живут мыши, — сказала Биргитта. — В клетках у них опилки, а вот эти белые комочки — их игрушки. В этом ряду все мышки мои.
— Их игрушки? — переспросила Анника, поняв, что профессор имеет в виду белые ватные шарики.
— Для эксперимента мы давали мышам разные предметы, чтобы выяснить, от игры с какими из них животные получают наибольшее удовольствие. Мы испытали пластиковые домики, коробки из-под яиц, салфетки. Выяснилось, что больше всего им нравятся ткани. Они рвут материю на части, строят из нее гнезда. На втором месте оказались коробки из-под яиц. Что интересно, мыши не проявили ни малейшего интереса к красивым пластиковым домикам. Любимое их занятие — утаскивать кусочки ткани в яичные коробки и перекладывать их там с места на место.
— Как это удивительно! — Аннике показалось, что мыши в плексигласовых контейнерах действительно играют с ватными шариками. — Скажи, а что бы произошло, если бы Ларс-Генри оказался прав?
Биргитта Ларсен на мгновение оглянулась, посмотрела на Аннику, а потом принялась просматривать содержимое какой-то папки.
— Ты имеешь в виду, что бы случилось, если бы Эрнст действительно решился на обман и представил поддельные результаты? То есть что бы произошло, если бы кто-нибудь сумел это доказать?
— Да, как бы это сказалось на карьере Эрнста?
Биргитта некоторое время молча продолжала листать папку, а затем ответила:
— Если бы кто-то доказал, что он лжец? Как ты сама думаешь, что бы с ним стало?
— Наверняка он не стал бы председателем Нобелевского комитета, — предположила Анника.
Биргитта Ларсен закрыла папку и нетерпеливо выглянула в коридор.
— Его карьере пришел бы конец. Возможно, он смог бы устроиться ассистентом в какую-нибудь больничную лабораторию, да и то не в Стокгольме.
Она поставила папку на полку.
— Мыши — не общественные животные, — сказала она. — Самки еще могут существовать совместно, но самцы убивают друг друга при первой возможности. Крысы, напротив, стайные животные. Они дальше по коридору. Иногда для опытов мы используем и кроликов. Они в следующем отсеке. Вообще, в виварии больше двух тысяч животных.
— Вы не используете кошек, собак или обезьян? — поинтересовалась Анника.
— Их использовали, но это было давно. В конце восьмидесятых было принято новое законодательство, запрещавшее их использование в качестве подопытных животных. Умерла целая индустрия. Но раньше этих животных было много и здесь.
Биргитта закрыла дверь, и они пошли дальше, прошли мимо двери с надписью «Забой» и вошли в следующую комнату, похожую на операционную.
— Ты не видел Бернарда Торелла? — спросила профессор Ларсен у молодого человека, бравшего кровь у сидевших в ящике грызунов.
— Что это такое? — спросила Анника, указывая на стоявшее на одном из столов хитроумное стальное приспособление.
— Это стереотаксический инструмент, — ответила Биргитта Ларсен. — Вот это захват, с помощью которого животное фиксируют на месте. Там на стене — инструменты для анестезии. Животных сначала обезболивают, а потом оперируют. Видишь, это винты и сверла. В черепе мыши или крысы проделывают отверстие, а потом в мозг с микронной точностью вводят зонд. Это малый аппарат, у нас есть аппараты и больше.
Анника смотрела на приспособление, испытывая внутреннюю дрожь. Она представила, как бедную зверюшку зажимают в это орудие, ощетинившееся иглами и колесиками.
— А, вот и ты наконец! — воскликнула профессор и устремилась дальше по коридору. — Видишь, в каких ужасных условиях нам приходится работать?
Человек ответил, но Анника не расслышала, что именно. Она не могла оторвать взгляд от операционных инструментов на краю стола.
— Что это? — спросила она у молодого человека, который только что закончил забор крови у мышей.
— Это инструменты, — ответил он. — Скальпели, зажимы, иглодержатели, пинцеты, щипцы…
— Но животным не больно?
Молодой человек застенчиво улыбнулся.
— Они находятся без сознания, когда мы их оперируем, но если животное надо убить, мы просто увеличиваем дозу.
— Вы всегда пользуетесь лекарствами, когда убиваете животных? — спросила Анника, оглянувшись на дверь с надписью «Забой».
