В боку сильно закололо: она никогда не занималась спортом, но продолжала бежать, боясь, что летчик ударится о землю, возможно, покалечится еще больше или запутается в ветвях некстати подвернувшегося дерева. Все зависело от ветра.
Ей показалось, что на расстоянии слышатся голоса, но сказать точно было невозможно.
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть на поле окажутся другие люди, которые смогут ему помочь».
Боль в боку становилась все сильнее. Грейс пришлось остановиться и согнуться в попытке облегчить ее. Она пустилась в путь почти сразу, довольная, что ей стало лучше, и, кроме того, она определенно услышала крик. Спасение было близко.
Впереди предстоял довольно крутой подъем. Грейс стала упорно взбираться наверх. Крики и вопли доносились с другой стороны. Она видела дым и языки пламени, которые поднимались с разных участков поля, расстилавшегося перед ней. Но эти крики испугали ее, потому что были полны ненависти.
На какой-то момент дым прояснился, и она увидела ошеломленного пилота, стоявшего среди обломков, рассеянных во всех направлениях, насколько было видно глазу. «Спитфайр» развалился на куски. Но люди бежали к летчику, и Грейс в ужасе увидела, как мужчина с размаху ударил мотыгой по голове и без того плохо державшегося на ногах летчика. Тот молча рухнул на обломки погибшего самолета.
– Прекратить! – заорала она и буквально скатилась вниз, подстегиваемая гневом и силой притяжения, моля бога, чтобы не упасть. Достигнув подножия холма, она едва не свалилась в одну из дымящихся куч. Сильный, едкий запах горящего металла, вытекшего керосина, дыма ел глаза.
Она приземлилась прямо рядом с летчиком и была поражена, увидев, как он с трудом встал и протянул правую руку, чтобы ей помочь, а другой, окровавленной, пытался расстегнуть летный комбинезон и выпутаться из строп парашюта.
– Jestem Polskim pilotem[16], – повторил он несколько раз.
– Он проклятый немец! – заорал какой-то парень. – Даже говорить нормально не умеет, не понимает ни одного нашего слова! Слишком много чертовых джерри бросают на нас чертовы бомбы, так что мы сейчас его линчуем. Верно, парни?!
– Заткнись! – рявкнула Грейс. – Неужели не понимаешь, что он говорит?
Она крепко сжала руку летчика.
– Polckim?[17]
Он кивнул и пошатнулся, но продолжал сражаться с застежками комбинезона.
– Кто-нибудь, помогите мне, – велела Грейс, пытаясь заставить раненого сесть, пока он не упал. – По-моему, у него сломана рука, и ему нужно избавиться от строп. Обопритесь на меня. Садитесь, и я помогу.
Почему она не выучила ни одного польского слова от Евы и Кати?
Она показала на себя и повторила:
– Я помогу.
Он все понял по тону. И с помощью Грейс медленно опустился на землю, морщась от боли. Она вынула носовой платок, радуясь, что он относительно чист, и стерла грязь с его лица. Похоже, что кровь, засохшая в волосах, появилась после удара мотыгой.
– Я могу точно рассказать, что случилось с этим человеком.
– Отбросьте ее с дороги, парни. Это паршивая шлюха, которая спит с чертовым кончи. Но на этот раз я ее достану!
Грейс затошнило. Она узнала голос: тот работник с фермы, который покалечил Гарри. Значит, вышел из тюрьмы, готов расправиться с другим человеком и угрожает ей.
Она, не задумываясь, хлестко ударила его по физиономии.
– Прекратите все! – прошипела она, хотя поняла, что остальные вовсе не собираются иметь ничего общего со своим другом и его планами.
Все молча смотрели на нее.
– Я послала за леди Элис и мистером Хейзелом, – заявила она, немного исказив истину, – и никто никого не линчует, пока я здесь.
Еще один работник подошел к ней. Судя по виду, он был смущен и пристыжен.
– Я помогу.
Он вынул нож. Глаза летчика настороженно блеснули, но он тут же расслабился.
– Нужно разрезать все это. Нельзя таскать за собой такую тяжесть.
Пилот снова поморщился от боли, когда его наконец освободили от строп и комбинезона.
– Mam na imie Mateusz Jackowski. Jestem Polskim pilotem[18].
Грейс достаточно наслушалась болтовни Евы и Кати, чтобы понять: язык не имеет никакого отношения к немецкому.
– Чертов иностранец!
Злобный олух был полон решимости затеять драку.
– Он поляк, идиот! – бросила Грейс.
– Ради бога, заткнись, Арнольд! Строишь из себя проклятого дурака! Взгляни. Он на нашей стороне.
Остальные работники были раздражены и смущены выходками товарища, особенно потому, что на летчике был мундир ВВС с польской эмблемой на плече.
К счастью, он повредил левую руку, так что теперь каждый мужчина энергично тряс его правую руку, а он, говоря очень медленно, громко и отчетливо, пытался передать, как сожалеет и как рад приветствовать бравого союзника.
В этот момент появилась довольно потрепанная машина, за рулем которой была леди Элис. Мотор икал и чихал, но все-таки выдержал гонку. Из машины высыпались Хейзел, Исо, Уолтер и Ева. Последней медленно вышла леди Элис, которая мгновенно начала командовать. Под ее руководством и с помощью взволнованной Евы мужчины попытались определить состояние спасенного летчика.
– Ради всего святого, Ева, неужели ты совсем не выучила английский? – не выдержала леди Элис, которой надоела неумолчная болтовня девушки.
– Он не понимает по-английски, леди Элис, но, кажется, счастлив говорить на родном языке.
Грейс надеялась, что ее вмешательство не будет расценено как грубость.
Леди Элис схватила Еву за руку, чтобы привлечь ее внимание.
– Послушай, у нас нет времени искать Катю. Тебе придется поехать с нами, помоги нам всем боже. Надо переводить. Поняла?
Ева ответила на беглом польском.
– Попытайтесь успокоить ее, Грейс.
Грейс пристально уставилась на Еву:
– Пожалуйста, перестань болтать.
К всеобщему изумлению, полячка и ее соотечественник замолчали.
Ева не сказала ни слова, пока Хейзел и Уолтер осторожно усаживали раненого на заднее сиденье старой машины.
– Летчик из Польши. Очень хороший, очень храбрый, – уведомила она, когда он оказался в машине. – У него болит в руке и в ушах.
– Еще бы, – пробормотала леди Элис. – Он думает, от много шума, – добавила она, пусть и с ошибками.
