Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Однако организация О’Нилла называется не «Модицифируем комаров», а «Ликвидируем денге». Получилось ли у них это? В тех двух пригородах с 2011 года не было новых случаев заражения. Это воодушевляет, если не убеждает окончательно. Однако и особо «лихорадочными» ни тот ни другой пригород никогда не были – как, собственно, и вся Австралия. О’Нилл сможет заявить о своей победе лишь тогда, когда его комары избавят от вируса денге страны, где он представляет наибольшую угрозу. Потому-то сейчас члены его организации работают в Бразилии, Колумбии, Индонезии и во Вьетнаме[408]. В 2004 году все началось с О’Нилла и его лаборантов. Сейчас «Ликвидируем денге» – международный коллектив ученых и работников сферы здравоохранения.
В Австралии же члены научной группы и их комары добрались до северного городка Таунсвилла. Там около 200 тысяч жителей, так что лично постучаться в каждый дом точно не выйдет. Ученые рассчитывают на освещение в СМИ, массовые мероприятия и инициативу местных жителей – помощь предлагают многие, даже школьники. Да и выпускать повсеместно взрослых комаров слишком обременительно. Вместо этого исследователи раздают домовладельцам контейнеры с комариными яйцами, водой и едой, а те выращивают комарят у себя в саду. «Когда-нибудь мы и до тропических мегаполисов доберемся», – мечтает О’Нилл.
Трудности везде возникают разные. К примеру, если в городе щедро используют инсектициды, местные комары вырабатывают к ним частичную устойчивость. Выпускать туда комаров-австралийцев, в жизни не нюхавших средства от насекомых, бессмысленно: они откинут лапки, не успев передать симбионтов следующему поколению. А значит, комарам с вольбахией нужна как минимум та же степень устойчивости, что и местным. Возможно, тут поможет межвидовое скрещивание. Работники индонезийского отделения «Ликвидируем денге» скрещивают переносчиков вольбахии с местными комарами на протяжении нескольких поколений, чтобы их комары стали как можно более похожими на индонезийских. К тому же это поможет им более успешно спариваться. «Каждая местность уникальна по-своему, – говорит О’Нилл. – Однако вольбахия, по нашим наблюдениям, везде справляется отлично. Судя по всему, можно начинать использовать ее по всему миру. Через два-три года у нас будет достаточно доказательств того, что наш метод действительно работает. А лет через десять-пятнадцать, думаю, мы пробьем в армии лихорадки денге заметную брешь».
Скептики не устают напоминать, что у эволюции на любое вмешательство найдется ответ – как бы мы ни бились, она сумеет парировать. Рано или поздно вирус денге выработает устойчивость к покусившейся на его территорию вольбахии и снова примется заражать комаров. Эволюция, как говорил британский ученый Лесли Орджел, умнее вас. Однако Элизабет Макгро, давняя соратница О’Нилла, настроена оптимистично. Результаты исследований ее научной группы говорят о том, что вольбахия защищает комаров от вирусной инфекции не одним способом. Она ко всему прочему укрепляет их иммунитет и поглощает необходимые вирусам для размножения питательные вещества, такие как жирные кислоты и холестерин[409]. «Чем больше у вас защитных мер, тем с меньшей вероятностью у вируса получится выработать устойчивость, – объясняет она. – Нас, эволюционных биологов, такой расклад вполне обнадеживает».
Еще О’Нилл и Макгро утверждают, что перспектива развития резистентности возникает при попытке бороться с вредоносным агентом с помощью инсектицидов, вакцин и тому подобных средств. Вольбахия, в отличие от них, живой организм, а значит, сможет приспособиться ко всем адаптациям вируса. К тому же она безопасна и не требует больших затрат. Инсектициды – штука токсичная, да и распылять их нужно регулярно. Комары же не вызывают никаких побочных эффектов и размножаются самостоятельно. «Нужно только начать, а там их уже будет не остановить, – улыбается О’Нилл. – Мы стараемся снизить затраты до двух-трех долларов на человека».
О’Нилл не скрывает восторга от успехов в исследованиях вольбахии. «Когда-то мы сидели себе спокойно в лаборатории, изучали симбиоз и никого не трогали, – рассказывает он. – А в итоге из обычной отрасли фундаментальной науки вышло нечто удивительное и полезное». Вольбахия справляется не только с вирусом денге, но и с вирусами чикунгуньи и Зика, а также с плазмодиями, вызывающими малярию: так, научная группа из Китая и США оснастила вольбахией малярийных комаров[410]. Другие исследователи сейчас пытаются с помощью вольбахии справиться с мухами цеце и постельными клопами: первые разносят сонную болезнь, вторые вызывают бессонные ночи. «Все это – лишь часть нового менталитета, касающегося микробной экологии живых организмов и ее связи с заболеваниями», – отмечает О’Нилл.
В 1916 году, за сто лет до того, как эта книга впервые появилась в магазинах, ушел из жизни своенравный русский ученый и любитель прокисшего молока Илья Мечников. Мог ли он себе представить, что когда-то его методы лягут в основу многомиллиардной отрасли производства, продукты которой окажутся на полках супермаркетов по всему миру, несмотря на то что их польза пока так и не доказана? В 1923 году американский микробиолог Артур Исаак Кендалл опубликовал книгу по бактериологии, в которой предсказал, что скоро наступит время, когда кишечные бактерии начнут использоваться в лечении кишечных заболеваний. Мог ли он себе представить, что человеческие фекалии начнут замораживать и рассылать по больницам для пересадки в организм больных? В 1928 году британский бактериолог Фредерик Гриффит обнаружил, что бактерии могут обмениваться друг с другом качествами и меняться с помощью фактора, который позже назовут ДНК. Мог ли он предсказать, что когда-нибудь ученые смогут в рабочем порядке изменять генетический материал микробов с такой точностью, что с помощью этих изменений можно будет заставлять их охотиться друг на друга? А в 1936 году энтомолог Маршалл Гертиг решил назвать никому не известную бактерию в честь своего друга Симеона Вольбаха, с которым они за двенадцать лет до того впервые нашли ее в комаре из Бостона. Мог ли кто-нибудь из них предположить, что вольбахия окажется самой успешной бактерией во всем мире? Или что ее изучением займутся столько исследователей, что раз в два года им придется устраивать конференцию для обсуждения новых связанных с вольбахией открытий? Или что благодаря ей нематоды перестанут делать 150 миллионов человек в год инвалидами или лишать их зрения? Или что исследователи начнут специально вводить ее в комаров по всему миру, чтобы те перестали разносить лихорадку денге и другие заболевания?
Нет, конечно. Микробы скрывались от наших глаз на протяжении почти всего существования человечества – заметить их можно было лишь по вызываемым ими болезням. Они остались в тени даже после того, как Левенгук 350 лет назад впервые их увидел. А когда их наконец заметили, было решено, что они – незваные гости в человеческом мире и с ними нужно не дружить, а расправляться. Позже исследователи узнали, что наш кишечник кишит бактериями и что некоторые устроились даже в клетках насекомых, но их открытия тут же поставили под сомнение и забыли. Лишь недавно микробы перекочевали с окраины биологии в ее центр и получили всеобщее признание. Лишь недавно мы узнали о микромире достаточно, чтобы начать в него вмешиваться. Попытки наши пока что примитивны и неуклюжи, а уверенность в них порой преувеличена, но потенциал – огромен. Наконец-то мы начали использовать для улучшения нашей жизни все, что узнали с тех времен, когда Левенгуку вздумалось рассмотреть воду в пруду.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
