— Обращайся когда угодно, Тэйлор. Просто позвони.
Я смотрела на маму, стараясь запомнить ее и этот день. Очень приятное ощущение. Ни гнева, ни сожаления, ни скорби.
— Осторожнее на дороге, — прошептала я.
— Обязательно.
И она ловко запрыгнула на пассажирское сиденье.
Девочки выбежали из дому, когда Рэй заводил машину; мы вчетвером стояли на маленькой лужайке и махали вслед, а Тори посылала воздушные поцелуи.
— Бабушка хорошая, — с тоской проговорила она, когда грузовик скрылся из виду.
— Рэй тоже, — добавила Джемма.
Брук улыбнулась:
— А мне понравились его татуировки.
Уложить девочек в постель было нелегко. Когда я заставила их вымыться в крошечной ванной (я не успела выкрасить ванну и раковину), они впервые осознали, что мы не вернемся на Ярроу-Пойнтс.
Теперь это наш дом. И нет возврата в большой красивый особняк на озере. Темный маленький домик с низкими потолками и узкими окнами — место, где мы будем жить. Завернувшись в купальные халаты, девочки сидели на моей кровати и плакали, пока я расчесывала их длинные мокрые волосы.
— Это только на полгода или на год, — говорила я, пытаясь их подбодрить.
— Но там был наш дом, мама. Там мы жили, — протестовала Джемма.
— Я понимаю… — грустно сказала я, осторожно распутывая волосы Брук.
— Мы когда-нибудь вернемся туда? — спросила она и нахмурилась.
Я вынула гребень из ее волос и попыталась распутать узелок руками.
— Не знаю… — Наконец мне удалось привести волосы дочери в порядок. — Давайте вообще не думать о старом доме, если нам от этого грустно…
Брук повернулась ко мне:
— Тебе от этого грустно?
Я посмотрела на лица дочерей. Господи, они еще так малы.
— Да, если слишком долго вспоминать. Поэтому я стараюсь думать о чем-нибудь другом.
— Например? — спросила Тори, подбираясь ко мне поближе и карабкаясь на колени.
— О нашем новом доме.
— Фу. — Джемма поджала губы.
— О Рождестве, — продолжала я. — О том, что здесь такая большая каминная полка, что мы без проблем развесим ваши чулки.
Джемма продолжала дуться.
— А когда Рождество пройдет?
Я пожала плечами:
— Тогда я подумаю о чем-нибудь еще. О чем-нибудь приятном, что поднимет мне настроение.
— Например? — настаивала она.
Я попыталась что-нибудь придумать, обвела взглядом комнату и заметила тот странный желтовато-серый цвет, в который выкрашены стены. Вовсе не предполагалось, что так получится, — я надеялась, что в итоге комната станет уютно-палевой, но почему-то краска дала непредсказуемый эффект.
— Ну… посмотрите на эти стены. Они похожи на пшеничное печенье…
— На имбирный пряник! — закричала Брук.
— Да, на пряник, так даже лучше, — согласилась я. — Мы живем в настоящем пряничном домике. Если напоминать себе, что это хорошо, если делать свою жизнь интересной, нам действительно будет здесь весело.
— Но мне совсем не весело, — сказала Джемма, качая головой. — Правда, мама. У нас нет нашей мебели, почти нет игрушек. Всего два телевизора…
— Зачем нам много телевизоров? — перебила я.
— И все-таки мне здесь не нравится. Плохо, что у нас нет собственного дома. Плохо, что летом снова придется переезжать. Плохо, что мы никого не сможем приглашать…
— А вот это уже глупости. Разумеется, вы сможете приглашать друзей. Им все равно, живем мы в большом доме или нет… — Я замолчала, встретив взгляд Джеммы, и поспешно продолжила: — Им наверняка будет приятно приехать к нам на ужин. А летом мы будем устраивать барбекю…
— Как можно устраивать барбекю без папы? — спросила Тори.
Девочки смотрели на меня и ждали ответа. Я попыталась что-нибудь придумать.
— Папа приедет, — выговорила я наконец. — Он вернется летом.
Тори была счастлива. Брук надеялась.
Джемма сомневалась.
— Откуда ты знаешь?
Я прислушалась к внутреннему голосу, который старательно игнорировала последние несколько лет.
— Знаю, и все. — Я посмотрела на дочерей и улыбнулась, по-настоящему улыбнулась. — Папа слишком сильно нас любит — и обязательно вернется.
Через час я наконец уложила девочек в новых спальнях. Они спали, и я опустила шторы, заперла входную дверь и выключила свет — кроме лампы в коридоре. В малюсенькой ванной, которая примыкала к «большой комнате» (самое нелепое определение применительно к этой крошечной скорлупке), я умылась, почистила зубы, нанесла лосьон против морщин — тонким слоем, потому что флакон почти опустел.
Таков был многолетний порядок отхода ко сну. Такая же часть моей жизни, как и разговоры с мужем, когда он укладывался в постель с книгой.
Я улыбнулась, воображая привычную картину: Натан пытается читать, а я стою в дверях и болтаю. Он неизменно закрывал книжку. Всегда откладывал любое дело, чтобы выслушать меня.
Моя улыбка исчезла.
Я скучаю по Натану. Страшно по нему скучаю.
Погасив свет в ванной, я забралась в постель, выключила ночник и лежала в темноте новой спальни, прислушиваясь к звукам на незнакомой улице. Где-то сигналит машина, мимо с грохотом проехал грузовик. Сквозь дешевые портьеры виден свет фонарей.
Незнакомая комната. Незнакомый дом.
Я чувствовала то же, что и девочки. Я скучала по старому дому. Хотела обратно. В прежнюю жизнь.
Потери так тяжелы, что приходится бороться изо всех сил. Все будет хорошо. Завтра же все будет хорошо. Девочки пойдут в школу. Потом Анника их заберет…
И вдруг я похолодела. Поняла, что упустила один нюанс.
Анника у меня больше не работает. Она ушла. Некому сидеть с детьми.
Глава 22
Утром я обнаружила письмо от Натана. Он интересовался, удачно ли мы переехали и как прошла первая ночь в новом доме. Он надеялся, что детская мебель подошла к новым комнатам, и требовал, чтобы я проверила все замки в доме и установила щеколды на дверях.
Я дважды перечитала письмо, прежде чем ответить.
«Все хорошо. Рэй проверил замки и фрамуги. Может быть, приедешь в эти выходные, раз уж ты пропустил праздник?»
За ленчем я просматривала объявления потенциальных нянь и выбрала трех, а потом Марта отпустила меня, чтобы я забрала Тори из сада. Я на полчаса привела дочку в офис, и она рисовала, сидя на полу, а потом мы пошли в школу за Брук и Джеммой.
Вечером мне предстояло повидаться с тремя нянями, поэтому после скорого ужина из лапши с морковью я загнала девочек в комнату. Ужин довольно убогий, но дети наелись и пока были довольны.
