— Естественно. Для строительства электростанций нужна уйма бетона.
— Да, и на шесть-семь ближайших десятилетий энергетическое будущее напрямую связано с атомной энергетикой. Можно предположить наличие серьезного торга: я тебя финансирую, ты избираешься, даешь мне атомную промышленность — двойная выгода для Пико-Робер.
— Допускаю. Можно предположить, но не доказать. Наши источники внутри комиссариата вывели нас на след, но сами пачкаться не хотят. Добавьте к этому весьма подозрительную историю, в которой уже две смерти, и картина будет практически полной.
— Так в чем вопрос?
— Должен ли сегодня вечером Эжен спугнуть зайца или нет?
Всеобщее обсуждение.
— До сих пор его предвыборная программа избегала подобных приемов. Он не вступает в полемику, а выступает с конструктивными предложениями.
— Слишком много неподтвержденной информации.
— Существует ли возможность переломить сложившуюся в опросах тенденцию?
Вопрос на сто баллов. Прежде чем ответить, Дюмениль размышляет:
— Нет, все хорошо взвесив, думаю, что нет. Слишком поздно.
— Тогда ты знаешь ответ на свой вопрос.
— Минуточку! Здесь не все так просто. Эжен мог бы высказаться по поводу будущего французских ядерных программ, как сделал неделю назад, разговор о роли государства в данной отрасли состоялся. Это темы нашей предвыборной программы: регулируемая экономика и защита государства. И с этих взвешенных позиций бросить несколько пробных шаров в связи с делом Субиза. Посмотрим, как Герен среагирует. Он может потерять голову, а мы на этом поднимемся.
— Здесь ты прав.
— Отлично. Но не сегодня. Вопрос еще недостаточно проработан. Но для завтрашних дебатов составим ему карточки с предложениями — и вперед.
Пора на сцену. Шнейдер подходит к группе советников. Дюмениль берет его под руку и, что-то тихо приговаривая, провожает до входа в зал. Шнейдер кивает. Двери открываются. Шнейдер поднимается на эстраду, направляется к трибуне. Он приветственно поднимает руки, широко улыбается. Аплодисменты, свист и даже несколько дудок и труб.
Нил входит в фойе Гранд-Опера со звонком, возвещающим об антракте. Фойе заполняет толпа прекрасно одетых, оживленных людей, слышатся обрывки разговоров, противоречивые и безапелляционные суждения о спектакле.
Стоя у выходящего на площадь Оперы окна, англичанин чувствует себя несколько неуютно. Он рассматривает толпу, не слишком уверенный в том, что сможет узнать Кардона, поскольку видел только его маленькую фотографию из Ежегодника выпускников Политехнической школы.
— Господин Джон-Сейбер, если не ошибаюсь? — слева раздается голос.
Нил оборачивается.
Перед ним Кардона с двумя бокалами шампанского.
Нил удерживается от вопроса, как тот смог узнать его. Кардона хорошо подготовлен, что тут скажешь. С бокалами в руках мужчины отворачиваются к окну и таким образом словно оказываются в стороне от толпы.
— Итак, господин Джон-Сейбер, скажите мне, кто вы и какую ведете игру.
— Я журналист. Работаю на лондонскую «Геральд» и готовлю материалы о ставках французской президентской кампании, а также о перспективах следующего президентства. Статья выйдет на следующей неделе, после второго тура. Над темой мы работаем вдвоем с постоянным корреспондентом «Геральд» во Франции.
— С господином Куком?
Нил кивает.
— И мы полагаем, что реструктуризация французских ядерных программ — одна из этих ставок.
Кардона с полуулыбкой разглядывает Нила:
— Вашей биографии можно только позавидовать. Вы молчите о своем прошлом военного корреспондента на Ближнем Востоке и своих столкновениях с Израилем по поводу его атомной бомбы. Предпочитаете также — и с большим целомудрием — не упоминать о своих семейных интересах.
— Я говорю с вами лишь о том, что касается нашего интервью. Мне кажется, это вполне законно.
— Почему вы столь упорно хотели меня увидеть, хотя вам известно, что никакой информации я вам не дам?
— Потому что информация мне не нужна. Я знаю приблизительно все, что мне нужно. Я ищу лишь подтверждение, некий знак, кивок, гарантирующие, что моя информация не монтаж или провокация, а собрание реальных фактов. И мне нужно знать, где находится «Сад Гесперид».
Мужчины погружаются в созерцание вечерней площади Оперы, открывающейся на Лувр перспективы, игры света и пульсирующего перед ними сердца города.
Кардона переваривает информацию. У Джон-Сейбера есть досье Субиза. Потом он склоняется к нему:
— Вы сказали нашему общему другу, что эта встреча может быть мне полезна. Что же у вас есть, что может меня заинтересовать?
Нил вынимает DVD из кармана пиджака:
— Убийство Субиза. Прямой репортаж.
Кардона не может скрыть свои чувства.
— Достоверность подтверждена Криминальной полицией. Если идентификация убийц и требует настоящего расследования, очевидно, что это убийство — дело рук профессионалов и произошло оно во время перекачки данных с компьютера майора Субиза. Экологи тут ни при чем. Видео было присоединено к делу, но его только что забрали у Криминальной бригады, так что все возможно. Мне кажется, вам бы хотелось располагать этой записью.
— Разумеется, да.
— И?..
— Вам бы следовало внимательно почитать указ 83-1116 от двадцать первого декабря тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Вы сами прекрасно поймете, где располагается «Сад Гесперид». — Кардона кладет диск в карман, отводит наконец взгляд от окна и возвращается к толпе в фойе. — Думаю, мне пора в мою ложу. И конечно, мы никогда не встречались.
Кардона растворяется в толпе, Нил провожает его взглядом, выходит из здания Оперы и без промедления возвращается к себе в гостиницу.
Герен решил перед большими дебатами мобилизовать своих активистов. Число его сторонников, собравшихся на митинг, заранее ограничено — не более трех тысяч человек, но все происходит перед толпой журналистов, и он отвечает на вопросы из зала. Настоящее испытание, тяжелее, чем марафонская дистанция.
Всё. Обливаясь потом и едва держась на ногах, Герен спускается с эстрады. Его атакует группка партийных активистов, жаждущих сфотографироваться в его обществе. Рядом с ним безликий голос спрашивает:
— А где же Соня Герен? Я ее не вижу. У меня для нее кое-какие документы.
Он слышит собственный смех и ответ:
— Я бы я сам хотел знать, где она…
Гезд крепко берет его за руку, вытаскивает из толпы, тащит к машине, которая ждет их перед запасным входом.
Герен падает на заднее сиденье.
— В Париж, и быстрее, — приказывает Гезд шоферу, оборачивается к Герену, протягивает ему бутылку воды, две таблетки и коробку шоколадных конфет. Точно так же делала Соня. Когда Герену становится лучше, Гезд равнодушно бросает: — Дюмениль виделся с Парисом.
