Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
А еще какую-то минуту спустя он глядел вслед бойко взбегавшей на угорышек Раечке, ловил глазами ярко горевший в ее тяжелой светло-русой косе бант и говорил себе: да, вот и все. Вот и кончилось твое холостяцкое житье…
Долго, годами канителился он с Райкой. Долго не прошибала она его сердце. Даже тогда, когда сватался к ней, ни секунды не горевал, что ничего не вышло. А вот сейчас за какие-то пять минут все решилось.
Надолго. Навсегда.
2
Первые тесницы Михаил поднимал на дом один, а потом подошла с коровника Лиза, и работа у них закипела.
Под конец к нему пожаловал еще один помощник — Петр Житов.
— Так, так, мальчик! — одобрительно закрякал, задрав кверху голову. — Это мы можем. Это по нам — махать топором…
Михаил взглядом не удостоил Петра Житова. Пускай, пускай пожарится на собственных угольках, потому как малому ребенку было ясно, зачем пожаловал сюда Петр Житов. Затем, чтобы совесть свою успокоить. После их ночного объяснения.
Петр Житов напоследок даже к Ульке-продавщице не поленился скататься дескать, давай, Пряслин, мирными средствами разрешим вчерашний конфликт, но Михаил, спустившись с крыши, неторопливо и деловито отряхнулся, закурил на дорогу, а Петр Житов так и остался стоять в заулке с бутылкой в руке.
До медпункта Михаил шел как напоказ — знал, что Петр Житов сзади смотрит, — а от медпункта полетел сломя голову. С быстротой человека, бегущего на пожар. Да у Ильи Нетесова, похоже, и в самом деле было что-то вроде пожара все боковое окошко пылало заревом.
Надо сказать, что дым над нетесовским домом Михаил видел еще с крыши Лукашиных, но ему и в голову не приходила мысль о беде. Ведь рядом, по верхнюю сторону Нетесовых, — сельповская пекарня, и чего-чего, а дыму от нее хватает.
Его опасения, слава богу, оказались напрасными.
В доме был сам хозяин и, ни мало ни много, топил печь.
Запыхавшийся Михаил нетерпеливо махнул рукой в сторону ребятишек уймитесь, дьяволята! (те беззаботно, на все голоса переговариваясь с пустой, еще не захламленной избой, носились по кругу друг за дружкой) — подсел к столу.
Илья тоже вскоре оседлал табуретку.
— В отпуск приехал всем табором? — спросил Михаил, кивая на ребят.
Илья по глухоте своей не понял сразу, и пришлось дать звук на полную мощность:
— В отпуск, говорю, приехал? Как рабочий класс?
— Не. Насовсем.
— Как насовсем? — оторопел Михаил.
— А ближе к своим…
— К могилам?
— Аха.
— К могилам-то ближе, а как их-то кормить будешь? — Михаил, морщась от ребячьего крика, сердито повел глазами на избу.
— Как-нибудь… Я думаю, жизнь теперь к лучшему повернет.
— С чего? — Михаил тут просто заорал: после смерти дочери и жены Илья совсем малахольным стал. — А председателя нашего тоже к лучшему закатали?
— Ну, это дело поправимо, сказал Илья. Но сказал уже потише, с некоторой заминкой.
И все-таки Михаил не пощадил его, а снова ударил по черепу — до того в нем все вдруг вздыбилось да ощетинилось!
— А кто, кто будет поправлять-то? — заорал он вне себя. — Мы, колхозники, да? Наш ведь председатель-то, правильно? Правильно я говорю, нет?
Илья согласно кивнул. Ребята, перестав бегать, уставились на них.
— Ну дак вот, полюбуйся! — Михаил выхватил из кармана письмо, прихлопнул его своей тяжелой лапой к столу. — Полюбуйся, как поправили колхознички!..
Илья не спеша, с обычной своей обстоятельностью развернул бумагу, надел очки.
Читал долго, хмурился, вздыхал — в общем, искал зацеп, чтобы самому увернуться.
Наконец нашел:
— Тут, по-моему, знаешь, чего не хватает? Самокритической линии. В части того, что Лукашин нарушил закон. Есть такой закон — в хлебопоставки никакой раздачи хлеба. Так что арестовали его по закону. Но учитывая, что данный председатель нарушение сделал, исходя не из личных интересов…
Михаил, не дослушав, отвернулся. Нет ничего хуже — смотреть на человека, который на твоих глазах начинает крутить восьмерки!
А в общем-то, ежели говорить начистоту, претензий к Илье у него не было. Человек в колхозе не жил. Партийный… Характер, известно, не матросовский. Всю жизнь Марьи боялся…
Э-э, да чего на пристяжных отыгрываться, когда коренники не тянут!
Михаил протер рукой заплаканное, запотелое окошко.
По дороге вышагивали Петр Житов и Егорша. Петр Житов тянул протез пуще обычного, так что можно было не сомневаться, что с бутылкой он уже расправился. Может быть, даже не без помощи Егорши.
Михаил встал:
— Ладно, обживайся помаленьку, а мне пора… — И вдруг, пораженный внезапно наступившей в избе тишиной, обернулся к Илье.
Илья подписывал письмо.
Четко, со старательностью школьника выводил свою фамилию. Буква к букве и без всяких закорючек, так что самый малограмотный человек прочитает.
Потом подумал-подумал и добавил:
Член ВКП(б) с 1941 года.
3
В небе летели журавли.
Тоскливо, жалобно курлыкали, как бы извиняясь: мы-то, дескать, в теплые края улетаем, а тебе-то тут куковать. И день был серенький-серенький — всегда почему-то журавли отчаливают в такие дни.
Но всегдашней тоски на душе у Михаила не было.
Он стоял на нетесовском крыльце, широко расставив свои крепкие сильные ноги, по-крестьянски, из-под ладони, глядел на удаляющийся журавлиный клин, и перед глазами его вставала родная страна. Громадная, вся в зеленой опуши молодых озимей.
1973
Дом
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Пес лежал в воротах сарая — передние лапы вытянуты, уши торчком и глаза — угли раскаленные: так и сверлят, так и буравят баранью тушку, над которой в глубине сарая хлопотал хозяин. Спина и шея у Михаила взмокли: нет ничего хуже обдирать сопревшее межножье да седловину. Кожа тут прикипела намертво, каждый сантиметр прорезать надо. А кроме того, мухи, оводы окаянные — поедом едят, глаза слепят. Зато уж когда все это прошел да миновал подбрюшье — одно удовольствие: нож в балку над головой и давай-давай орудовать одними руками…
Снятую, вывернутую наизнанку овчину — ни единого пореза, блеск работа он собрал в большой, расползающийся под руками ком, отложил в сторону, затем, неторопливо повертывая подвешенного на распялке барана, хозяйским, оценивающим взглядом обвел его тугие, белые от сала бока.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
