Книга Лев с ножом в сердце - Инна Бачинская

Аспарагус вернулся в редакцию. Долго сидел в кабинете Илларии, после чего приступил к исполнению своих служебных обязанностей. Молодняк разочарован. Аэлита, уже видевшая себя в кресле главреда, ходит надутая, изливает душу Эрику.

Главред пригласил меня на кофе и сообщил по секрету, что готовится юбилей журнала, а к юбилею — торжественное открытие приложения «Библиотека „Елисейских полей“», где будут печататься художественные произведения «для дам». Он произнес «для дам» таким тоном, что сразу стало ясно — с его точки зрения печататься там будет полная туфта вроде произведений Бородатого Малютки.

— Лизочка, я рекомендовал вас на место редактора приложения, — сказал он, наклоняясь ко мне. — Иллария Владимировна согласилась.

Конечно, согласилась! Еще бы не согласиться — она же до смерти рада, что Аспарагус вернулся.

«А тебе какая разница? — говорю я себе. — Ты что, думаешь, не справишься?» Справлюсь, конечно. Но… хотелось бы как-то иначе продвигаться по службе, а не потому, что Аспарагусу теперь ни в чем нет отказа. Даже если бы он попросил назначить меня своим заместителем, Иллария, скорее всего, не стала бы возражать. «Не будь занудой! Разве это не то, о чем ты могла только мечтать? Художественная литература! Лучшие образцы женской прозы, конкурс на лучший рассказ среди читательниц, премия „Елисейских полей“…»

— Вы согласны? — спрашивает главред. Он разочарован, не видя бурной реакции.

— Йоханн Томасович, конечно, согласна! Спасибо большое! — Я привстаю со стула и через стол целую главреда в щеку.

— Я считаю, что вы, Лизочка, с вашим безупречным вкусом и знанием литературы, справитесь, как никто другой. Да и зарплата побольше. Вы же молодая женщина, вам и одеться хочется, и за границу съездить.

— Заграница — это хорошо, — отвечаю я. — Но в первую очередь мне нужно кормить ребенка.

— Какого ребенка? — испугался главред. — Откуда ребенок?

— Моя сестра Катерина теперь живет со мной. Вы ничего не знаете, Йоханн Томасович. Миша погиб…

— Погиб? — ахает главред. — Что значит — погиб?

— Его сбила машина.

— Мишу сбила машина? Почему же вы ничего мне не сказали? Да я бы… Господи! Что же вам пришлось пережить, бедные вы мои! А как… Ира?

— Иры нет… уехала.

— Как уехала? — Главред потрясен.

Я пожимаю плечами:

— Так получилось.

— Ира уехала и оставила ребенка? — не может поверить Йоханн.

— Временно, — говорю я.

— Не может быть! Она снова бросила своего ребенка?

На лице его написана мучительная борьба: любовь к моей матери, с одной стороны, и осуждение ее бесчеловечного поступка — с другой.

— Она не бросила, а оставила мне, — возражаю я. — Я ведь ей не чужая. Знаете, Йоханн Томасович, я даже рада. Катюша — замечательная девочка, я ее очень люблю.

Мне страшно хочется рассказать ему про отца, но я подумала, что еще не время — и так слишком много для него потрясений, пусть остынет.

Он вдруг протягивает руку и гладит меня по лицу…

Нам так хорошо вместе, что Йоханн приносит по второй чашке кофе…

Около одиннадцати ко мне заглянула Иллария. Не вызвала к себе в кабинет, а пришла сама. Подтвердить новость о литературном приложении. Она тоже уверена, что я справлюсь.

— Можно, я посижу с вами… — говорит она и, не дожидаясь ответа, убирает картины Игоря с дворцового кресла, прислоняет к стене. Садится. Закрывает глаза, вытягивает ноги. — Хорошо здесь у вас, — говорит. — Спокойно.

Я в недоумении сижу тихо, стараясь не шуршать бумагой, украдкой бросая взгляды на свою начальницу. Что это с ней? Выглядит Иллария неважно. Исчез обычный блеск, она кажется смертельно уставшей. Мне вдруг кажется, что она пришла сюда спрятаться. От всех. Забилась в норку. Я вспоминаю странную историю с цветами…

— У меня несчастье, — говорит вдруг Иллария. — Погиб человек, которого я любила. Погиб трагически. Я старше вас, Лиза, я многое повидала в жизни. Никогда не думала, что смогу полюбить. И тем более не думала, что наши отношения закончатся так… трагически.