— Что вам сказал Дейв? — спросил Михаэль, закуривая сигарету.
Дрожащей рукой Моше налил воду из графина в голубую пластиковую чашку.
— Мне больно глотать, — сказал он Михаэлю, — и эта аллергия меня скоро доконает. Даже вода стала безвкусной. Хотите? — Он налил в пустую чашку воды и передал ее Михаэлю.
— Что вам сказал Дейв? — снова спросил Михаэль, взяв чашку и поставив ее на стол.
— Это все началось с субботнего общего собрания. Возвращаясь домой, я говорил с Дейвом. Он рассказал мне, что в последнее время Янкеле стал вести себя необычно. Что-то его сильно беспокоило. Он ожидал, что после общего собрания Янкеле может быть еще хуже. Я почти не слушал. Но что-то засело в моей голове. Дейв сказал, что Янкеле постоянно что-то говорил о каких-то бутылочках.
— Бутылочках? Что конкретно он вам сказал? — резко спросил Михаэль.
— В том-то и дело, что Дейв ничего не понял. Но утром я вдруг вспомнил о словах Дейва и пошел на фабрику. Не все умеют разговаривать с Янкеле. Я знал, что ни я, ни вы — мы ничего от него не добьемся. Но я попросил Дейва помочь мне, предварительно объяснив, о чем идет речь. Дейв поговорил с ним и рассказал мне, что Янкеле видел, как во время банкета Дворка выходила из столовой через черный ход.
Михаэль посмотрел на него и спросил:
— А как это связано с бутылочками?
— Янкеле пошел за ней, как он говорит, но прошел только полпути. Всего лишь… Всего лишь… до дома моего отца.
— А потом?
— Вот и всё, — Моше уставился на свои руки.
— Всё? — переспросил Михаэль. — Да ладно — это же не всё.
— Это всё, что я могу сказать вам сейчас.
— Слишком поздно, — сказал Михаэль. — Вы сказали слишком много для того, чтобы теперь пытаться кого-то защитить.
— В субботу вечером у нас было очень скандальное общее собрание, — сказал Моше, — и с тех пор я потерял покой. Неожиданно я понял, что мне нужно все пересмотреть.
— Что вам сказала Дворка? — спросил Михаэль.
Моше посмотрел на него с ужасом.
— Когда? — наконец спросил он.
— Сейчас, когда вы с ней разговаривали.
— Она мне ничего не сказала. Но откуда вам это известно? Вы следили за мной? Этот парень с усами? Что происходит? Вы уже разум потеряли? — Он почти кричал.
— Что вам сказала Дворка?
— Она ничего не сказала. Это я ей говорил, — ответил Моше изменившимся голосом.
— А что вы ей сказали? Что вы об этом думаете? Скажите мне, что вы об этом думаете?
— Мне плохо, — сказал Моше, весь дрожа.
— Скажите мне, что вы думаете. — Моше положил руку на живот. Его лицо посерело. — Вы ведь думаете, что Дворка приходила к вашему отцу?
— Я больше не знаю, что думать, — сказал Моше, делая некоторое усилие. — Вы не понимаете, что со мной происходит.
Михаэль произнес то, что он обычно произносил в таких ситуациях:
— Тогда объясните мне.
— Она не сказала мне правды. Вы спрашивали ее дважды в моем присутствии. И без меня вы тоже ее спрашивали. Я знаю, как вы умеете донимать людей своими вопросами. Я спросил ее. Мой отец был ее другом. Она никому не сказала, что видела его мертвым. Она не сказала, была ли там бутылочка с ядом или нет. Кого она старается защитить? Я не понимаю, почему она это утаила от меня. Для меня тот факт, что Дворка лжет, это… — Моше вытер лоб. — Я не могу так больше. Мои лекарства в доме, я должен вернуться в дом.
— У вас всегда в портфеле бутылочка, — напомнил ему Михаэль.
Моше стал шарить в портфеле и вынул знакомую пластмассовую бутылочку. Он посмотрел на нее и встряхнул содержимое.
— Пусто, — сказал он и выкинул ее в мусорную корзину.
— Я пойду с вами, — сказал Михаэль, заметив, с каким трудом Моше пытается встать. — Может, вам лучше пойти в медпункт? — спросил он. — Или позвать медсестру? Или доктора? Может, вам доктор нужен?
— Не нужен мне доктор, и медсестра не нужна, и никто не нужен. Я просто хочу лечь в постель. После лекарства мне всегда легче. Того лекарства, которое я оставил дома.
Они шли медленно. Михаэль, как мог, не показывал, что спешит. Для непосвященного они могли показаться двумя вышедшими на прогулку приятелями. Но на улице не было никого, кто бы мог их увидеть. Солнце горело в небе, и в его свете бледное лицо Моше казалось желтым. Перед входом в дом Моше остановился и сказал:
— Все будет хорошо. Поверьте мне. Теперь вы можете оставить меня одного.
Михаэль кивнул и сказал:
— Мы поговорим потом, когда вы отдохнете.
Но прежде чем вернуться в старый секретариат, он повернулся и еще раз посмотрел на дом Моше. Затем он подошел к большому кусту олеандра и раздвинул ветви. Махлуфа Леви там не было.
Михаэль почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит, и ему показалось, что он теряет чувство реальности. Он уже собирался отправиться дальше, как вдруг услышал звуки, доносившиеся из дома. Он подошел к окну. Моше лежал на полу, его рвало. Рядом с ним никого не было. Тело его билось в конвульсиях. Михаэль открыл дверь. Рядом с Моше на полу лежала пластиковая бутылочка, из которой вылилась белая жидкость, которая всегда пахла мятой. Теперь она пахла чем-то другим, и такой же запах исходил изо рта Моше.
Михаэль вновь обрел спокойствие. Его голос звучал решительно и уверенно, когда он позвонил по телефону:
— Немедленно приходи в дом Моше.
После этого он наклонился над лежащим в конвульсиях на полу телом. Моше был в сознании.
— Узнаете запах? — спросил его Михаэль.
— Никакого запаха не чувствую, — с усилием сказал Моше.
— Это паратион? — спросил Михаэль.
— Он был в бутылочке, я знаю. И теперь я умру.
— Умирать не всегда просто, вы не умрете.
Моше опять вырвало. Лицо его было белым, а по телу побежали судороги. Он издал какой-то странный звук, и Михаэль стал отсчитывать секунды.
— Все то же самое, — сказала Авигайль, упаковывая бутылочку, — я добралась за четыре минуты, а тебе показалось, что прошла целая вечность, поскольку ты не знал, успею ли я.
— Если бы помедлила, он бы умер, — сказал Михаэль.
— Если бы я не дача ему атропин, то он точно бы умер через пять минут, — добавила Авигайль. Михаэля передернуло. — Но есть еще одна вещь, которую ты, может быть, не ощущаешь, но которая страшит меня не меньше.
— Что именно? — спросил Михаэль, борясь с дрожью.
— Если человеку, который не травился паратионом, дать противоядие, то оно для него будет таким же опасным, как и сам яд, особенно с такой язвой, как у Моше.
