– И затем? Они ведут войну постоянно. Это не твоя вина. Это их история.
– Не совсем… На этот раз я подлила масла в огонь.
Я с полуслова догадалась, на какую зыбкую почву могло нас это привести. Лежа рядом со мной на постели из лепестков белых роз, прижавшись своей татуировкой Ян к моей Инь, Луи поведал мне: «Я рассказал ей о тебе, и это она предложила отбить тебя у Дэвида».
– Ты подтолкнула Луи к тому, чтобы он увел меня у Дэвида, так было?
– Да. Но не только это.
– Не понимаю…
– Именно я подсказала Дэвиду мысль сделать так, чтобы Луи посвятил тебя. Я сказала ему, что ты настолько похожа на меня, что у него это никогда не получится.
– И он согласился, не сомневаясь? – буквально заорала я. – Просто потому, что ты его попросила об этом?
– Нет… сначала он отказался. Но я пригрозила ему выйти из тени и рассказать все прессе. В отличие от Луи и Ребекки у меня нет никаких старых постыдных дел, которые бы он мог откопать, чтобы шантажировать меня. У него не было другого выбора, кроме как согласиться.
Таким образом, пакт между двумя братьями оказался пактом на троих, теперь, когда Аврора присвоила себе одну из вершин треугольника, он выглядел еще более извращенным. Именно она с тех пор указывала направление, куда двигаться: Дэвид был бы моим супругом, а Луи – любовником. Из этой невыносимой ситуации, неприемлемой ни для одной из сторон, однозначно развязалась бы новая война между двумя братьями, на сей раз без пощады.
– Зачем ты это сделала?
– Чтобы отомстить им за себя…
Луи, в конце концов отвернувшийся от нее. Дэвид, который, несмотря на свою безоговорочную любовь к Авроре, с детства душил ее своей защитой. Вплоть до того, что сделал полубезумной.
– И также, чтобы выйти из тени. Чтобы жить своей жизнью, вообще без вас всех. Ты знаешь, что такое жить долгое время, не имея права существовать на белом свете?
Нет. Я не могла разделить ее боль. Но я видела страдание в этих глазах загнанного зверя, которые остались у нее такими навсегда. Я видела мучившие ее невидимые оковы, которые, казалось, уже никто не в силах снять.
– Я не встречалась со своей матерью больше двадцати лет! – добавила она в пронзительном крике.
Аврора распрямилась, сведенная животной судорогой, затем рухнула всей массой на стул. Она порывалась положить конец нашим откровениям, это было очевидно. Но мощный ливень снаружи заливал сейчас тротуары и держал ее в плену рядом со мной.
Я не знала, что ответить, разрываясь между гневом и жалостью. Я была обязана этой разбитой женщине и лучшими, и худшими событиями своей жизни. Без нее никогда бы Луи не стал моим. Без нее он никогда бы не очутился в тюрьме. Без нее, наконец, никогда бы я не стала той, что сидит напротив нее, ее собственным отражением, более совершенным, чем она могла бы стать…
– Кто мешает тебе пойти и навестить ее?
– Флоранс? – воскликнула она, называя свою приемную мать по имени.
– Да.
– Но… Она знает, что я жива?
– Думаю, нет. Однако с выходом моего романа, должно быть, ей недолго придется оставаться в неведении…
– Не знаю, – подвела она итог усталым голосом. – Я не уверена, что это хорошая идея.
Произнеся последние слова, она на секунду опустила лицо, закрыв его ладонями, чтобы скрыть выступающие слезы.
Ее жизнь постепенно чахла, закончившись прежде, чем успела начаться. И вновь связывать себя такими хрупкими привязанностями было бы для нее слабым утешением.
Моя жизнь начиналась прямо сейчас, полная надежд и обещаний, доказательством чего служила моя первая книга, экземпляр которой Аврора достала из своей дамской сумочки и положила, дрожа, на стол.
– По такому случаю… Ты подпишешь мне ее? – попросила она умоляюще, внезапно робким, почти детским голосом.
– Да, конечно…
Она наверняка еще ее не читала, и я предусмотрительно воздержалась от того, чтобы рассказать, что в одной из последних сцен первого тома было описано открытие ее существования по одной простой фотографии, спрятанной на дне серебристой коробки.
– Мне очень нравится название, – похвалила Аврора, протягивая шариковую ручку.
– Спасибо.
Я занесла перо и надолго зависла над страницей, на которой было написано лишь название «Сто раз в день».
Я добавила к нему три точки, сложившиеся в ровное многоточие, а затем следующие слова, самые искренние, которые могла написать в тот особенный момент:
«…я буду возвращаться мыслями к твоей истории еще много раз, и это сущая правда, такая же, как то, что мы с тобой две стороны одной монеты, которая с каждым новым ударом судьбы будет падать то на твою, то на мою сторону.
С признательностью».
23
2 ноября 2010
На следующий день после моей встречи с Авророй я послала Луи заметку, написанную строго, сухо и без лишних слов:
«Я занималась любовью сама с собой. И я не говорю тебе о простом ЯМ.
Вчера после долгого разговора, который состоялся в кафе «Сен-Лазар», я проводила Аврору до ее дома на Орлеанской площади. Когда я вошла в ее квартиру, у меня сложилось впечатление, что я на самом деле попала в квартиру Жорж Санд. Не из-за количества вещей писательницы, которые так и остались здесь, но потому что, казалось, никто не делал тут уборку уже больше сотни лет. Я даже удивилась, что родители отправляли сюда детей, чтобы брать уроки игры на фортепиано.
Едва я переступила порог, как Аврора взяла меня за руку и повела прямо в свою комнату. Ее окна выходили на площадь, ты и сам знаешь это. Освещение тут было слабым, а темные и пыльные занавесы еще больше затемняли комнату. Не говоря ни слова, она бросила меня на белые расправленные простыни. Потом встала передо мной на колени, сняла мои туфли проворным жестом и задержала свои возбужденные пальцы на моих трусиках. Она застыла так на мгновение, пристально глядя мне в глаза, затем отодвинула полоску белого хлопка и высвободила мое лоно и его ароматы. Оно уже кипело от нетерпения и желания, насколько я могла чувствовать, я улавливала его дурманящий запах. Аврора не спеша приблизилась к моей вагине. Я чувствовала, как чужое дыхание ласкает мои приоткрытые губы и мою щель.
Затем внезапно ее рот припал к тому месту, где был мой клитор, и она начала посасывать его с наслаждением, наблюдая, как он набухает, одновременно твердый и нежный. Аврора получала столько удовольствия от этого, она постанывала и терлась о меня. При каждом исчезновении моего клитора под ее губами я выражала свое наслаждение мимолетным вздохом. Желание бороться и убежать постепенно исчезло. Видеть, как ее лицо – мое лицо! – время от времени появляется внизу моего живота, когда она переводила дух, должно было ввести меня в ступор. Но вся странность этой сцены довольно скоро обрела обратный смысл: в какой-то степени я наслаждалась самой собой, что лишь усиливало мое возбуждение. Думаю, она заметила неотвратимость моего оргазма, потому что резко остановилась. Пришла ее очередь раздеться. Она толкнула меня в центр кровати и с удовлетворенной и мягкой улыбкой заняла место надо мной, погрузив голову между моих ног и припав низом своего живота к моему лицу.
