Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Левая инсула играет важнейшую роль в том, что называется «мысленным повторением». Одним примером такого повторения является процесс, при котором иностранное слово автоматически «крутится» у вас в голове перед тем, как вы его произносите. Более активная нейронная цепь в этом участке позволяет запечатлевать в мозге новые звуки быстрее или на более долгий период. «Успешная работа этой нейронной цепи может способствовать увеличению словарного запаса», – пишет ведущий исследователь Майкл Чи.
В связи с этим вспоминаются успехи Александра в используемой им технике «преследования». Она состоит в том, чтобы произносить звуки иностранного языка (чаще всего при прослушивании записи) в тот же момент, когда вы их слышите. Я испробовал этот метод на себе и могу сказать, что эффект впечатляет и в корне отличается от формата «прослушайте и повторите». «Преследование» может активизировать работу фонологической петли – части кратковременной памяти, отвечающей за звуки речи. Способность автоматически запоминать и в точности повторять неизвестные слова является предпосылкой к таланту в изучении языков. Верно и обратное: люди с прерванной или поврежденной фонологической петлей не могут запоминать новые иностранные слова. При «преследовании» вы используете эту петлю, а регулярные тренировки способствуют ее укреплению.
Из остальных компонентов предрасположенности к языкам (способность анализировать грамматические конструкции и способность запоминать новые слова) запоминание слов изучено более тщательно, поскольку науке известно, какая часть мозга отвечает за эту способность. Здесь также наблюдаются четкие признаки влияния врожденной склонности к языкам. Группа исследователей из Германии заметила: у людей, лучше запоминающих новые слова, наблюдается более длительная активность в одном из участков мозга, так называемом гиппокампе (тесно связанном с долговременной памятью). Ученые предположили, что различия в строении головного мозга людей с разными способностями к языкам находятся именно в гиппокампе, точнее говоря, в том, как он соединяется с белым веществом. Они называют это «генетическими различиями в функциях нейротрансмиттеров».
На самом деле нельзя сказать, что таланты к изучению языков зависят всего лишь от одного участка головного мозга. Сюзанна Рейтерер говорит, что талант к имитации звуков – это не «осколочная способность», так как хорошие пародисты показывают хорошие результаты и в других областях изучения языков, а это наводит на мысль, что все эти умения связаны друг с другом и затрагивают многие участки мозга. Функции фонологической петли и кратковременной памяти говорят о том, что высокие когнитивные способности играют заметную роль и при изучении одного нового языка, и при изучении многих. И поскольку биологическая основа этих умений наследственна, к нейронному клану гиперполиглотов могут принадлежать целые семьи.
Мысль о генетической составляющей феномена гиперполиглотов поддерживается доказательствами того, что такие когнитивные навыки, как кратковременная память, память в целом и исполнительные функции, так же как и структурные особенности типа пластичности, определяются наследственностью. В 2004 году, когда Дик Хадсон опубликовал на форуме LINGUIST List сообщение о способностях N и его семьи, одним из откликнувшихся на это сообщение был Ричард Спроут, ныне ученый-лингвист Орегонского университета здоровья и науки; его заинтриговал тот факт, что талант к языкам сам по себе может быть наследственным. С 1990-х годов ученые объясняли языковые дисфункции генетическими причинами, как в случае с семьей некоего К. Е., у членов которой наблюдались проблемы с воспроизведением определенных грамматических структур из-за обнаруженного в середине 1990-х гена, получившего название FOXP2, и его особой мутационной разновидности, открытой в 2001 году.
Но когда речь идет не о лингвистической ущербности, а скорее об исключительном таланте к языкам, трудно найти семьи, которые можно было бы подвергнуть генетическому исследованию; возможно, потому, что они не нуждаются в лечении. Спроут некоторое время переписывался с N, но в какой-то момент ответы перестали приходить. Когда я сам написал N, тот сообщил, что обсудил эту тему со своей семьей и они решили отказаться от продолжения интервью.
Как бы то ни было, прежде чем перестать отвечать Спроуту, N поделился некоторыми интересными подробностями о своем путешествующем по всему земному шару дедушке-полиглоте. «Когда мы приехали в Таиланд, я был уверен, что он не знает ни слова на тайском», – писал N. Однако спустя две недели его дед уже спорил с уличными торговцами. В конце 1960-х N в составе американского военного контингента провел в Таиланде восемнадцать месяцев и немного изучил местный язык. N написал, что, когда он позже попробовал пообщаться со своим дедом на тайском, «оказалось, что дед владеет языком на более высоком уровне, чем я».
Отказ N от продолжения общения случился как нельзя некстати, поскольку в своем первом сообщении он упомянул о еще одном члене своей семьи – семилетней внучке. «Она умеет считать до ста на трех языках и может объяснить значение иностранных слов, выхватывая их из речи чужих людей», – писал он. N и вся его семья полиглотов, возможно, теперь зареклись от общения с исследователями, но они и им подобные могли бы помочь получить более полное представление о наших лингвистических способностях.
Если головной мозг суперспособного ученика имеет некое оптимальное строение, то возникает вопрос: нельзя ли каким-то образом искусственно воспроизвести это? Американские военные особенно интересуются нейротехнологиями, направленными на изучение языков. Мне попадался отчет, в котором выражалась мысль о положительном значении подобных усовершенствований для усиления военной мощи страны и указывалось на необходимость проведения большего количества исследований в области улучшения когнитивных навыков взрослых людей, включая изучение большого количества языков.
На конференции, где я встретился с Сюзанной Рейтерер, я был удивлен, узнав о технологии под названием транскраниальная микрополяризация (или ТКМП), которая, возможно, начнет широко применяться в будущем. При помощи небольшого устройства, достаточно простого, чтобы сделать его дома (вам потребуется девятивольтовая батарейка, электроды и резисторы) вы можете передавать в свой мозг сквозь кожу черепа очень слабые заряды электричества. В зависимости от того, как вы направите ток, сможете либо стимулировать, либо сдерживать возбуждение нейронов. Если электрод присоединен к положительному заряду батарейки, возбуждение стимулируется; если к отрицательному – сдерживается. Электрические заряды могли бы помочь взрослым людям управлять пластичностью своего мозга, убирая некоторые механизмы, которые тормозят ее в зрелом возрасте.
При начальной проверке безопасности этого устройства люди, получавшие ток от положительного заряда батарейки, могли запоминать новые для себя слова на двадцать процентов лучше, чем те, кто получал либо поддельные заряды, либо заряды, идущие от отрицательного полюса батарейки. Положительный эффект исчезал спустя неделю после воздействия. В ходе другого исследования было выявлено улучшение на двадцать процентов способности людей генерировать слова, начинающиеся с определенной буквы. Электрическое воздействие также улучшало визуальную память на сто десять процентов. Но перед тем как броситься покупать батарейки и электроды, вы должны узнать: закрепленные на коже черепа электроды передают заряды в мозг беспорядочно. Инженеры-биомедики проследили, куда поступает заряд, поданный искусственным путем, и выяснили, что он распространяется на все участки, включая глазницы и лобную долю. При этом в мозге, подвергающемся долговременному воздействию электрического тока, могут возникнуть непредсказуемые последствия.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
