Я кусаю нижнюю губу, тщетно пытаясь дышать спокойнее.
— У тебя стресс, потому что ты видишь меня?
— Это очень самонадеянно с твоей стороны.
— У меня тоже стресс. Дай пощупать твой пульс.
Прежде чем я успеваю возразить, Месье хватает мое запястье и удерживает его своими пальцами. Раздраженно подняв глаза вверх, я с улыбкой говорю:
— У меня нормальный пульс.
— Нет, он учащенный, — отвечает Месье почти шепотом. — Как и мой.
— Никакой он не учащенный, — возражаю я, быстро отдергивая дрожащую руку.
Но, несмотря на мой сдержанный вид, я с удовольствием принимаю мысль, что абсолютно ничего не могу утаить от Месье. Даже то, что скрывается в моем организме. Я тут же становлюсь мокрой. Мне нравится, как бесцеремонно и элегантно Месье вторгается в мой мир, читая все, о чем я ему никогда не скажу. Жаркая волна заставляет меня снять пальто, и Месье круглыми от удивления глазами смотрит на мое декольте. И на прозрачные кружева.
— Ты с ума сошла — ходить так по улице? Это рискованно!
— На улице я застегиваю пальто. Как все нормальные люди.
— В этом платье видна вся твоя грудь, — замечает Месье, явно колеблясь между отцовским и заинтересованным тоном, и его пальцы осторожно хватают мой торчащий сосок.
— Что ты делаешь?
Он улыбается, не обращая внимания на мою непривычную агрессивность.
— Отвлекаешься, когда я слегка ласкаю тебя, пока мы разговариваем?
— Зачем это делать, если мы больше не можем заниматься любовью? Ты представляешь, в каком состоянии я вернусь домой?
— А я? Только посмотри на меня!
Опустив глаза, я очень ясно вижу эрекцию в его красивых брюках от костюма. Вот бы сейчас расстегнуть ширинку. И больше ничего. Как только его член окажется снаружи, Месье тут же превратится в другого человека. Он перестанет каждые две минуты смотреть на часы, и этот нож гильотины, зависший над нами, моментально исчезнет. Прикосновение прохладного воздуха к этой нежной коже напомнит ему о моем теле, как об убежище. Но с течением времени я растеряла свою дерзость и плохие манеры — и сегодня, несмотря на эрекцию Месье, между нами стоит целый мир. Я взволнованно отвожу взгляд.
— Что я должна на это сказать? Только взгляни на себя. Зачем нам эти танталовы муки?
— Какие еще муки? Это нормально, что я хочу тебя. Посмотри мне в глаза.
Месье берет пальцами мой подбородок, и, поскольку я могу ему ответить лишь этим вечным взглядом загнанной лани, его улыбка постепенно становится все шире, пока не показываются завораживающе плотоядные зубы.
— Какая ты красавица, — наконец бросает он. — Ты как будто еще больше похорошела.
Я с горечью отвечаю:
— Не думаю, что мне от этого есть какая-то польза.
— Элли, дело вовсе не в том, что я не хочу тебя видеть. Разве можно этого не хотеть? Я просто не могу. — Глядя мне в глаза, Месье заводит свою пластинку: — Ты же знаешь, что это в итоге сделает нас несчастными. Будь у меня больше времени, мы бы проводили его вместе. Я хочу тебя видеть, разговаривать с тобой, обнимать тебя. Я бы с удовольствием пообщался с тобой за бокалом вина. У меня мало знакомых, с которыми я могу обсуждать книги так, как делаю с Элли Беккер.
Глядя на руль своей машины, он в замешательстве встряхивает головой.
— Разве мы не можем общаться просто так, без секса?
Я не в состоянии сдержать изумленного смеха.
— Да ты посмотри на себя! Посмотри на свои брюки! Ты и в самом деле думаешь, что мы на такое способны?
— Рядом с тобой я понимаю, что не способен, — жалобно подтверждает Месье.
— Никто не способен. Мы в тупиковой ситуации.
Я то кладу ногу на ногу, то снова снимаю ее, не зная, плакать мне или злиться. Я столько ждала Месье, чтобы услышать, как он спрашивает себя вслух, достаточно ли мы благоразумны, чтобы находиться рядом, не думая о постели. Что до меня, так я никогда не могла похвастаться благоразумием в присутствии Месье. Кстати, интересно знать, какой была бы моя жизнь, будь у меня хоть немного этого самого благоразумия. Чего я могла бы добиться?
— Я не могу с тобой видеться, — продолжает он, — потому что от этого пострадает девяносто процентов моего существования. У меня семья, работа, и мне понадобилась бы еще одна жизнь, чтобы найти в ней для тебя достойное место.
— Но… как же делают другие женатые мужчины, изменяющие своим женам?
— Как они делают? — Месье сдерживает язвительный смех. — Очень просто! Они встречаются два раза в неделю в каком-нибудь отеле, раздеваются, рассказывая о своих делах, занимаются сексом, потом расходятся. Она, возможно, спросит у него: «Как поживает твоя жена?», на что он ответит: «Спасибо, хорошо». И все. Как видишь, это просто. Но я так не хочу.
— А у нас разве было по-другому? Не так, как ты описал?
— Нет, не так, — возражает Месье, тряхнув головой, видимо, возмущенный таким сравнением.
— В последний раз, в отеле шестнадцатого округа, все было точно так. — Я с грустью смотрю на него. — Ты пришел, мы занялись сексом, полчаса поговорили, и ты ушел.
— Значит, ты считаешь, что у нас было только это? Правда?
— Я пишу роман о тебе. Если бы у нас была такая простая история, то создала бы комикс.
В некоторые моменты я физически ощущаю ликование Месье от того, что он стал героем книги. Теперь я уверена в одном: если эта история была такой сложной, с самого начала до того, что я считаю концом, то отчасти потому, что он не умеет проводить границу между реальностью и вымыслом. Жизнь, которую ведут любовники в литературных романах, кажется ему слишком красивой, слишком волнующей, чтобы возвращаться к штампам повседневности. Но то, что представляется героическим или романтичным в произведении Стендаля, для таких людей, как я, — просто желающих жить, — превращается в долгое мучение.
Месье, не таясь, разглядывает мои чулки с подвязками (возможно, он даже хочет, чтобы я это видела) и говорит мне:
— Какая симпатичная вещица.
Я одергиваю платье с раздраженной стыдливостью, которой научилась, общаясь со всеми теми мужчинами, что меня не устраивали, так как, хотя они и были хирургами, женатыми, сорокалетними, страстными или порочными, но не все сразу. Я чувствую: Месье улыбается, забавляясь этим новым вызовом.
— Покажи, — продолжает он, и его красивая рука пробирается под мое пальто.
В тот момент, когда она скользит к моему животу, я нагибаюсь вперед, полная решимости закрыть доступ, насколько это возможно, двигая коленями, чтобы изгнать его из себя. Месье наклоняется ко мне и шепчет одновременно обжигающим и ледяным голосом, парализующим меня:
— Не шевелись. Не бойся.
