Она удивилась лишь тогда, когда в очередном магазине он попросил ее примерить белое кружевное платье.
— Но это ведь подвенечное, это свадебное платье, — сказала она.
— Да.
— Не понимаю. Это можно расценивать как предложение?
— Расценивай как хочешь.
В свадебном платье, в маленькой шляпке с вуалью Женечка стала так хороша, что даже продавщицы глазели на нее, улыбаясь не по профессиональной привычке, а от души. Даже какой-то солидный господин вышел, владелец магазина или распорядитель, и что-то сказал с наивозможнейшей учтивостью.
— Он поздравляет меня, — сказал Виктор. — Он просит разрешения сфотографировать тебя, увеличить фото и выставить на витрине.
— Ради бога!
— Учти, это необычная просьба. У них это совершенно не принято. Ты даже их охмурила, они голову потеряли.
— Ты недоволен?
— Я счастлив, — сказал Виктор, глядя на Женечку странным печальным взглядом. Она смутилась.
Выскочил человек, обвешанный фотокамерами, и за две-три минуты щелкнул не менее ста раз, то приближаясь, то отбегая, вспрыгнув даже на стол, а потом упав на пол. После этого он раскланялся и убежал. Раскланялся и менеджер, что-то говоря.
— Он благодарит и очень просит принять это платье в подарок.
— Оно же дорогое!
— Пять тысяч долларов.
— Нет, это слишком!
— Он заработает больше на твоем изображении.
Если бы это были ее деньги, но платил Виктор. В такой ситуации отказываться от подарка неудобно. Женечка поблагодарила и, не в силах сдержать чувства, вдруг приподнялась на носках и сделала несколько вальсовых движений, какие помнила еще со школьной поры, когда ходила в танцевальный кружок.
Все зааплодировали.
После этого Виктор отвез Женечку в небольшой отель.
— Посиди тут часа два-три, поскучай, а мне нужно по делам.
— Неужели у тебя здесь, в Америке, в этом самом Джексонвилле, могут быть какие-то дела?
— Почему бы и нет?
Он вернулся раньше, чем обещал, часа через полтора.
— Все сделал?
— Да.
И они поехали обратно в отель.
— Спасибо тебе, — сказала Женечка. — Я спокойно отношусь к вещам, но красивые очень люблю. И все-таки почему — свадебное платье? Мы же расстанемся?
— Конечно.
— Тогда объясни.
— Потом.
Вечером он долго сидел с ней на берегу, хотя раньше не любил такого пустого время препровождения. Он сидел, обняв ее, она затихла, слушая океан и свое сердце.
Потом он посмотрел на часы, встал, протянул ей руку, они поднялись по лестнице в номер, а там на столе горели свечи, стояло в серебряном ведерке со льдом шампанское и что-то еще было в блестящих сосудах, закрытых крышками.
Вдруг, словно из стены, возник официант в белом кителе, тихо поприветствовал их, откупорил шампанское, сервировал стол.
Женечка увидела, что основное блюдо, — то, что она успела полюбить за эти дни: огромный океанский краб, их здесь называют лобстерами. Этот лобстер был приготовлен особо: на большом блюде в панцире, из которого удалено все лишнее, слегка нафарширован чем-то, рядом половинка лимона и специальные щипцы для того, чтобы раздавить лежащие отдельно две огромные клешни: иначе их ничем не взять.
Официант, получив чаевые, удалился, Женечка бросилась было к столу, но Виктор попросил ее сначала переодеться.
— А если испачкаю? — испугалась Женечка.
— Ничего.
Испытывая какие-то совершенно новые чувства, Женечка пошла в спальню и переоделась. На этот раз на ней был полный наряд, начиная с белья и кончая туфлями. Она встала перед большим зеркалом, включив все торшеры и бра, а также яркий верхний свет, смотрела на себя — и словно не узнавала. 13 зеркале отражалась невероятно красивая и невероятно счастливая молодая женщина.
Появился Виктор.
— Постой так еще немного, — попросил он.
Сел в кресло и стал сбоку смотреть на нее.
— Повернись ко мне.
Она повернулась. Глаза ее блестели. И вдруг слеза промелькнула по щеке, легкая и быстрая. Она улыбнулась и прислонила ладони к лицу.
— Ну, пойдем, — сказал он.
И они вошли в другую комнату под руку, как в бальный зал.
Чинно уселись за стол, он чинно разлил шампанское, они чинно подняли бокалы, посмотрели друга на друга и рассмеялись.
— За тебя, — сказал Виктор.
— За тебя! — откликнулась Женечка.
— Нет. Пока только за тебя.
— Хорошо.
Женечка не выдержала, взяла большую салфетку и почти закуталась в нее, оставив свободными руки: слишком боялась испачкать платье. Она расправлялась с лобстером, даже постанывая от удовольствия, а он ел мало, смотрел на нее.
— Не смущай, пожалуйста, — попросила она.
— Ты даже ешь красиво. Я не видел людей, которые красиво едят. Я сам ем отвратительно. Я это давно подозревал. А однажды попал в идиотский ресторан, где везде были зеркала. Сижу, жру. Деловой разговор. Смотрю: что за рожа напротив хавает с таким тупым выражением глаз? И на губе крошки. И тут понял, что это я сам.
— Перестань. Ты вполне нормально ешь. Я вот, наоборот, люблю смотреть, как люди едят — если не в одиночестве, а с кем-то. В одиночестве они едят скучно, уныло. А когда с кем-то, когда интересный разговор — очень люблю смотреть.
— Ты вообще любишь жизнь?
— Странный вопрос.
Виктор вообще был странен: тих, нежен, молчалив.
Таким он был и ночью.
А под утро, как всегда, заснул.
Женечка же заснуть не могла.
Я так и не выспросила его, думала она, что означает это платье, этот ужин при свечах, шампанское… И пусть. Так или иначе, она была сегодня невестой, она чувствует себя еще и сейчас невестой — и пока счастлива. А что будет и как будет потом — это будет потом.
Глава 11
Прошел день.
И вот еще одно утро — ее утро, когда на пляже никого нет.
Она вышла из воды, взяла из стопки под навесом раскладной шезлонг и устроилась в нем, наблюдая, как солнце поднимается все выше.
Берег был пустынным, но вот появился молодой человек, бредущий не спеша вдоль берега. Он шел у кромки прибоя, думая о чем-то, не глядя по сторонам.
И Женечке вдруг захотелось, чтобы он посмотрел на нее, остановился, заговорил с ней.
Юноша увидел ее, остановился, улыбнулся. Такой открытой, такой хорошей улыбкой, что Женечка невольно в ответ тоже улыбнулась.
